Проза
-
Микропленка засвечена памятью
- Мне больно туда смотреть, туда думать, туда писать – больно.
- И пьяными не были, знакомыми даже не были. Но, взглянув друг на друга, почему-то поняли, что могут сыграть в эту странную игру. Они повыхватывали из-за поясов пистолеты и стали друг в друга палить.
- Шел крупный детский снег. И я пришел в тот двор. Только одно окно светилось чьей-то бессонницей – наше. И в окно это кто-то смотрел. Кто это был – «я», «он»? Вот, собственно, и все.
- Как его звали – не помню – героя-интернационалиста? Он и слов-то таких не знал, деревенский парнишка с Украины. Больше я никогда не дрался.
- Я плеснул в чашку остывшего чаю: - Прости, я, кажется, не ответил на твой вопрос. - Ответил. - И что же ты услышала, Женя? - Что – четыре слова – это решило твою жизнь. - Да.
- Слышишь… ты слышишь, какая музыка? Вот! И он врубает Пьяцолу на полную и танцует перед телефонной трубкой.
-
До свиданья, дружок!
- Никакими приманками – колбасой, печеньем, сыром его не проведешь. Но однажды появился мяч. Бэгги принес его с прогулки, спал с ним три ночи подряд, носил к миске с едой. И я понял – есть власть над непобедимой собакой.
- - Карбон, приезжай, мне страшно, нам втроем не справиться… - Сейчас, еду, возьму наручники и какие-нибудь успокоительные у Юльки… Юля не раз зашивала Пашкины раны: аварии, драки, избиения, нож под сердце…
- Улыбка чуть тронула уголки тонких губ, а в глазах веселая решимость. Он поднимает девушку на плечо и плывет куда-то в аллею мимо розариев и бледных фонарей, как римлянин с похищенной сабинянкой.
- Ниночка грустно разглядывала памятники на кладбище и вдруг остановилась: фамилия-имя-отчество с датой рождения, как навсегда вчерашняя запись в Нининой телефонной книжке, были мои.
- Так ведь ничего и не было, даже не целовались ни разу, только письма, смешные теперь, но почему-то важные тогда письма.
-
За штаны
- Герцовник – кликуха с семитским душком. Или антисемитским. Толща льда его специализации – училки обоих полов – надежно укрывала довольно горячую взрывную суть.
- Посреди дороги от Острова до Пскова вспомнился тот ночлег. Ерунда! – отмахнулся я сам от себя, - пронесет.
- - Алло – князья, герцоги, пустые чемоданы, птицы небесные, Мура, Саша, Толя, Олег – полетим ли?
- Мать вызвала телеграммой: «Приезжай ТЧК Плохо ТЧК Мама». Три слова, и все заботы, флотская служба, корабельные вахты, недавнее повышение в чине…
- ...когда ввалилась будогощьская гопота до наших отабитурившихся, еще толком не застуденчивших девок
- И слышу голос, и вспоминаю ту давнюю, четверть века уже, встречу с Козиным в Магадане, в снежном конце мая начале июня, в Кемерово облетали вишни, а там накрывала мраком стылая охотская мгла.
-
Освоение случайности
- А потом эта девушка отвела меня на берег Вислы, достала яблоко. - Разломай. Я сжевал свою половину, а она свою бросила в Вислу. - Я не знал, что лебеди едят яблоки. - А я думала, что мужчины с некоторых пор стали осторожнее.
- - Есть спектакль, хороший. Нужны деньги для проката. - О чем разговор, напиши письмо и заезжай – поможем.
- - Если бы с тобой переспал хоть весь театр, то не зажгло бы ему одно место, а ведь любовь твоя престарелая – любовник его...
- Конвульсия страха, бью наугад. Она ударяется затылком о деревянную балку: - Придурок, оса же мертвая! Закашливаюсь, выплевываю, и тяжело взглянув на К*, отвечаю: - Еще хуже. Наверное, я умер тогда, или убил ее. Одно и то же.
- Какая разница, свою привидевшуюся грядущую жизнь ты уже не проживешь. Скажи, что ты меня ненавидишь!
- Как хохотали Тарквинии, произнося это слово: - Недоумок, олух, шут! - И ты – Брут, - неужели Цезарь просто назвал его придурком?
-
Боюсь, что мы есть
- Увидев его впервые, я был смущен: стоит на амвоне и кричит, руками машет… А потом, уже после его кончины, я понял: как же мне повезло жить в одно время на одной Земле с этим человеком!
- Мешок набит перепрелым зерном. Во мне сидит скупой рыцарь, старый Барон, и каждое зернышко, как мелькнувший на солнце золотой или медную монетку, он хватает и прячет в невидимый сундук. Хлопаю по карманам, ищу – пусто.
- Прабабка недолюбливала деда за его проклятое дворянское происхождение, от которого семье сплошная беда. Она всласть изругалась, когда зеркало, наконец, треснуло.
- Глаза, удивленные вдохом… Лето сорок шестого. Мы с братом погодки. Отца, начдива, отправили в Восточную Германию. И вот немые тремся среди немецких детей...
- Его обнаружила македонянка Звезда. Потому и назвали Каспер – как третьего волхва, шедшего за вефлиемской Звездой.
- Исчезла, скрылась то ли там вдалеке, то ли в мысли, захватившей, застигнувшей меня врасплох – как очевидность бессмертия.
- Не отпускал этот манок, этот перевертыш: крест пугала в одежде погибшего мальчика, окруженный птицами.
- Оброненное перо подрагивает на ветру в руке оброненного в мою жизнь ангела.
- Отступаю вглубь – в рамке дверного окна мой друг – обрыв платформы.
- - Никита Сергеевич? - Да, Владимир Владимирович? - А почему бы Вам, Никита Сергеевич, не помочь кому-нибудь из начинающих режиссеров?
- Когда подруга вернулась, того уже с головой мусором засыпало. И она закричала: - Эй, эй, вылезайте!
- Теперь в моей уборной стоит памятник совестливому санкт-технику и его четырем причинам, под которые вбит клин.
- Семь лет назад в нее по встречке влетел на джипе сынок главного прокурора страны. Ее выбило через лобовое на двенадцать метров. Пять переломов позвоночника.
- Мальчик совсем, глаза ясные, пушок на щеках, не бреется еще, мамка где-нибудь в Подмосковье, а сам чурок ловит, стольники околачивает.
- Хоронили дедушку, он курил до девяноста восьми, до восьмидесяти за бабами бегал, каждый день по пол-литра тутовки выпивал, два метра восемь сантиметров был, очень весёлый, песни пел – сто двенадцать лет прожил!
- Духарик? - Ну да, если что решил – будет. А обид я не прощаю. Ахмет это знает.
- - Каро, за моей спиной маньяк, он вооружен. - Проходите, гости дорогие! За столом полно друзей, по стенам картины Каро, Пераджанова, Сарьяна. Их посадили, как жениха с невестой.
- Мне страшно за вас, потому что вы прекрасно понимаете, что служите дьяволу, и вам даже оправдания не нужно, молодые, уверенные в себе юристки.
- Дальше аттракцион «Пещера страха» в заброшенном Лунапарке, где карнавальные чудища давно передохли...
- Из целлофанового свертка, плывущего по темной воде торчит хвостик. Крысиный. Так в свое первое и последнее плаванье уходит Зойберг.
- Думалось, с неба грянет Альбинони и пойдет снег, но встреча сколько раз уж просрочена – ступаем на пристань и входим в ворота, мимо ристалищ-капищ, над мраморными ангелочками порхают бабочки.
-
Мухоловка
- Пришел первый гость, взялся за ручку двери, открыл, а войти не может – приклеился.
- О, моя горемычная жизнь, как с тобою расстаться? Как покончить с тобой, дорогая моя, расскажи.
- В Эрмитаже висит любовница Ренуара. Она никому не отказывает, и в то же время она недоступна.
- - Жаль, нельзя на брудершафт. - Почему нельзя? Ты выпьешь, я выпью и перецелуемся. - И будем на «вы»? - Да, действительно. А зачем нам брудершафт?
- А мужик пока косили, пока жевали, все о гусе думал, в тапках его представлял, как ходит гусь по избе и говорит крепкое слово
- Матери Матвеем детей пугают, чтоб не орали. А те со страху еще шибче орут. Слышит Матвей где детский крик, идет к тому дому и в окошко заглядывает: ну, ребеночек его харю как увидит, так и не кричит больше.
- Ну, мужик и пошел, выдернул из дратвы ременной жгут, позвал кота – и в лес.
- Горынушко, мильнькой, не ходи туда, убьют!
- - Вставайте и идите. Встала и пошла. Куда? Она сама не знала, куда, да и не думала об этом.
- Он-то быстро смекнул, из-за кого пожар, и ну орать – вернулись чувства.
- Бедняга доктор, он думает, всему есть причины, обозримые причины, причины находимые и потому, стало быть, устранимые.
- Она смотрела на мужа, и чужие слова ирландца тут же унес ветер, она лишь мельком взглянула на гостя.
- И вдруг увидел: у нее на подбородке пушинка от шарфа, и как-то неосознанно коснулся ее подбородка.
- Она, поди, за пять минут до того и не предполагала, как быстро вспыхнет и улетит ее «только верь мне и ничего не бойся».
- Она пугалась отворяемой в коридор двери, та отражалась в черном стекле, и казалось, что он выходит в окно.
- - Выходите за меня замуж – не могу уже не спать ночами
- Cоседка придет и уйдет, а тюрьма останется.
- Он уже забыл, как это – быть одному. Поначалу звал ее, тревожился, потом стал приглядываться к живописным развалинам...
-
Подслушано у друзей
- В толпе масок часто видел доктора Смерть, страшного длинноносого в долгом плаще
- Вот тебе и «Ну, погоди!» на прибитой к дощатому забору простыне.
-
Эссе
- Учесть еще и меня, соглядатая, наблюдателя, чтобы пырнуть ножом отчаяния в дурную бесконечность саморефлексии.
- - Все либо черное, либо белое – слишком категорично, и эти 10 заповедей...
- Светлый Ульянов и теперь томится в альпийской пещере, а труп Ульянова-тёмного выставлен на всеобщий позор