Перемена цвета

Т.К.

Проснулась оттого, что перестала слышать свой крик. За окном сплошной пеленой желтый снег с кровавыми прожилками. Лампа в операционной погасла, но слепота продолжала резать четырьмя жесткими фарами дальнего света. Щеки горели - долго будили после наркоза.
- Вставайте и идите.
Встала и пошла. Куда? Она сама не знала, куда, да и не думала об этом. Так или иначе, ноги должны были привести к дому.
В приемном покое ей выдали лисью шубку и шапку. Прежде, чем надеть, присела на скамью в вестибюле и долго рассматривала узоры потрескавшейся краски на стенах. Кончался февраль, а весна все не наступала.
Из-под плинтуса вылез таракан и тут же шмыгнул обратно. Как сквозь вату в ушах: сестра приемного покоя с кем-то долго и нудно болтала по телефону. За ее спиной на тумбочке в углу уже несколько минут кипел электрический чайник. Открылась дверь, и двое санитаров внесли с улицы пожилую женщину: она смотрела вверх перед собой с абсолютным безразличием ко всему окружающему. Медсестра положила трубку и пошла выключать чайник. Стайка тараканов, выскочив из-под плинтуса, побежала за санитарами.
Она встала, надела шапку и с шубой в руках вышла на улицу. Снег перестал и грязной жижей расползся по тротуару. Она шла мимо светящихся в февральских сумерках реклам и витрин магазинов, пересекала улицы, не обращая внимания на светофоры, мимо тусклых усталых подворотен, мимо школы, где уже никого не было. Остановилась перед своим подъездом, посмотрела на темные окна в четвертом этаже и пошла дальше: там на углу - кафе, где можно среди незнакомых людей посидеть за столиком с чашкой чая или кофе. Но кафе закрыто.
- Девушка! Вам, кажется, забыли подать шубу. Замерзните!
Он был явно рад поводу к случайному знакомству и улыбался невозмутимо ласково. Протянув ему шубу, она пошла обратно к дому, быстро и не оглядываясь. Догнав у самого подъезда, он бережно укутал ее.
- Дайте сигарету!
- Пожалуйста, только у меня крепкие…
- Неважно.
Он протянул синюю коробку «Gitanas», щелкнул зажигалкой.
- Спасибо, я выкурю дома, до свидания.
И она нырнула в подъезд.
Лифт не работал, пришлось подниматься пешком. На площадке перед черной железной дверью, прижавшись к стене, сидел серый котенок. С  усилием наклонилась, взяла его в ладони.
- Дрожишь, Мур?
Котенок, почувствовал тепло, пополз по рукаву и, нырнув под шубу, забрался на грудь, ткнулся носом в подмышку.
- Сейчас, сейчас, подожди.
И, выглянув из подъезда, закричала:
- Эй, постой, ты мне ну-у-жен!

 Парень обернулся и, не подходя, стоял в десяти шагах.
- Зайди в магазин, купи молока, квартира сорок четыре, четвертый этаж.
Он шагнул с тротуара, на мгновение остановился и крикнул:
- Застегнись - холодно.
Снова пошел мелкий снег, как с утра – розовый и прозрачный. На груди против сердца грелся меховой комочек и ничего не знал ни о ней, ни об утренней муке в абортарии. Ему было тепло, и он уснул.
А ей было больно, очень больно, невыносимо больно.
Но плакать она не умела.