Богатые люди

Владимиру Михельсону

Встретил возле валютного бара на канале Грибоедова приятеля из «Юнги». Лет пять не виделись. Безоблачная юность прошмыгнула, и теперь передо мной самый натуральный бомж, в сильном подпитии и с какой-то зачуханной собакой на поводке.
- Привет, Лёха!
- Привет, Лёха!
- Куда чешешь?
- В Русский музей на выставку.
- Культурный, значит?
- Да не особенно.
Вечная неловкость при подобных встречах. Чтобы не обидеть, начинаю прибедняться.
Он отвоевал наемником на трех межрегиональных войнах, развелся с тремя женами, потерял квартиру и теперь колымит грузчиком в баре за харчи. Ужасы жестокости, рассказанные с равнодушным видом и каким-то бравирующим пренебрежением, шокировали - в музей идти уже не хотелось.
- Ну, а ты как?
- Да так… жена, ребенок, работы нет, жрать нечего.
- Приходи ко мне в бар, я каждое утро раздаю халявную похлебку для нуждающихся.
Он говорил искренне. Мое обобщенно-поэтическое «жрать нечего» воспринял прямо и предложил помощь. Я обещал обязательно приходить по утрам за похлебкой. Теперь в Русский музей захожу или с площади Искусств, или через Михайловский парк.

Прошу простить, но если нищета - страшнейший из грехов, как сказал Золя или Достоевский, то я – первый грешник. В нищете рождается преступление, а мы только преступлениями и живем. Мы – работники творческих профессий: актеры, режиссеры, художники.
Лучший из нас тот, у кого сегодня есть работа и деньги. Он что-то ставит или где-то играет и при этом обеспечен, не мучится совестью о некормленой семье и плохо воспитываемом ребенке.
- Как дела, Вадим?
- Нормальненько. Пьеска пошла, фонд Сороса выделил деньжат на следующую постановку, жена с дочерью собираются в Италию, чтобы я мог здесь спокойно поработать. Угости, брат, сигареткой, я свой «Parlament» в машине оставил…
Богатого ненавидят. Он никогда не спросит о наших делах, он охотно вещает о своем. Его ненавидят, но не гнушаются есть и пить за его счет, ненавидят, но слушают, потому что томящая, скрываемая от самих себя зависть, подстегивает в работе. Не таланту же завидовать, талантом мы всяко богаче, духом выше, помыслами чище, руками незапятнанней. Богатого в ответ на его глупости хочется спросить:
- Что же происходит с театром? Что-то упущено, что-то рушится к едрене фене. Почему, как ты думаешь?
Нам кажется, что в этом виноват богатый, он вместо служения искусству гребет деньги, думает о том, как бы лучше продать, где бы подешевле купить, и ему, как это ни страшно, везет. Хочется противопоставить его сволочной удаче свою духовную высоту. Но высоты за немощной изъязвленностью уже никакой не осталось. И вот идешь домой понурый, и уже не ждешь своей удачи, уже поносишь и проклинаешь ее.
Но и богатому можно посочувствовать. Как он боится потерять, как он много говорит о своей фортуне, словно задабривая ее, и хвалит судьбу, и осторожно переходит улицу.
В нашей среде, в нашей нищете богатых нет, те же, кому сегодня повезло с деньгами, знают, что завтра их может не стать, а те, кому не досталось, ждут завтрашнего дня, ждут с нетерпением. И те и другие несчастно проводят свою жизнь. Какое уж тут художество?
Приятель Володя с каждой мизерной зарплаты угощает меня стограммулечкой и чашкой кофе. Еще он меня учит режиссуре, мы оба до страсти любим Пушкина и часто болтаем о том, что хорошо бы летом рвануть в мою полуразвалившуюся избушку в Пушгорах, где всех прелестей – речка Пундровка, гнездо с аистами на березе и неоглядные просторы. Зачем он со мной возится, не знаю. Может потому, что я слыву в среди театралов литературознаном? Я вообще неплохо устроился: среди филологов – режиссер, среди режиссеров – филолог. Одним словом – Володя талантливый парень, поставил не один замечательный спектакль, и мне лестно его внимание. Это своего рода богатство.
- Володя, давай повезем твой спектакль в Москву. Найдем благодетеля, завернем гастроль и смотаемся бесплатно. Если удастся, даже заработаем.
- Найди спонсора, организуй все, я не прочь.
- Есть один знакомый миллионщик. Благотворитель. Поставил на свои деньги ограду памятника Николаю I на Исаакиевской.
- Пригласи на спектакль, потом поболтаем, может, чего и выйдет.
Дозванивался трое суток. Секретарша выспрашивала кто я и по какому вопросу. Благодетель наш был в разъездах. Наконец дозвонился.
- Здравствуйте, это...
- Ну?
Тяжелое молчание на том конце провода – он меня не помнит.
- Я вам тогда-то и тогда-то организовывал такое-то представление - не помните?
- А, Леша! Привет, дорогой! Извини, сразу не признал. Какие проблемы?
- Не нуждаетесь ли вы в помощи работников искусства?
- Пока нет. Вспоминаю о тебе, но держу в приятном резерве. Дел невпроворот. Мотаюсь в Грецию и обратно – деньжат подзаработать.
- Деньжат? А коммивояжер вам не нужен?
- Что ты, скучное дело, не для тебя.
- Хорошо. А вы не хотели бы помочь работникам искусства?
- Насчет?
- Есть спектакль, хороший. Нужны деньги для проката.
- О чем разговор, напиши письмо и заезжай – поможем.
И тут я осекся. Стало как-то не по себе. Что значит «заезжай»? Неужели им так легко разрешить наши скорби? Для них это давно не проблема - напиши письмо и получишь деньги. У них денег больше, чем у нас проблем.
- Я обязательно заеду! Завтра можно?
- После семи жду.
И я жду завтрашнего вечера. Наверное, так и должно быть. Мы ваяем спектакли, пишем пьесы, статьи, стихи, а они ведут другую игру и время от времени подкармливают нас? Если они не думают о деньгах, почему же мы, служители гармонии одной, кипим и перегораем от мытарств и бедствий безденежья, только и живем вопросами, где достать на то, на это, на все…
- Володя, они готовы помочь.
- Отлично.
- Что отлично?! Надо же придумать, что конкретно нам нужно и на какую сумму.
И мы строим планы настолько реальные, ясные и доступные, что самим не верится. Уже грезится строящийся театр, своя труппа, спектакли, зрители, пресса и прочий гарнир нашей прекрасной профессии.
Расходимся за полночь. Бредем по Моховой, счастливые и бестелесные.
- Знаешь, Володя, а я вчера рассказ написал.
- Я тоже хочу написать, уехать от всех дел к себе в деревню и написать что-нибудь.
- А ты пишешь?
- Давно не приходилось, но частенько хочется. О чем твой рассказ?
- А вот о нашей истории. О том, что есть богатые люди и есть мы.
- Мы тоже… обеспеченные. Я, например, обеспеченный человек. Трехкомнатная квартира, дом в деревне, работа.
- Тогда я тоже обеспеченный – и дом, и квартира… Слушай, если ничего не получится, обидно будет.
- Почему обидно? Мало разве богатых людей? Мы с тобой, например.
Дошли до угла, пора расходиться…
- Я на «Владимирскую».
- А мне на «Гостинку».
- Спокойной ночи.
- До завтра.
Холодная весенняя ночь. По Невскому летят иномарки, светятся рекламы, недавно появившихся баров и казино, роскошные витрины фирменных магазинов. В кармане проездной и полпачки папирос. Дома ждут, не спят, греют ужин - счастье.

А миллионер с нами так и не встретился.