Гусь

А проснулся дурак в сенях. С перепою башка – колокол, язык выдервенел, нутро просохло, ноги черти где, о руках и памяти нет. Вышел на двор помочиться, видит – гусь.
- Гусь!
- Чего тебе, дурак?
- Ты это или не ты, почему говоришь?
И сказал гусь мужику крепкое слово. Тот и забыл, что помочиться вышел. Схватил гуся грязнолапого и в избу поволок. А в избе на кровати жена спит. Его-то вчера в сенцы вытолкала, как пьяный пришел, а теперь он с гусем посреди избы встал и на жену глядит.     
- Вставай, жена!
А она проснулась давно, злится за вчерашнее, не отвечает. Тогда подошел, двинул ее коленом и гуся на постель посадил. Жена открыла было для ругани рот, да не закрывает, на гуся глядит, будто не видела прежде.
- Слышь, он с нами жить будет.
Она очухалась, но не поймет – свихнулся мужик или издевается.
- Гусь?
- Да, вот он! Ты ему, знаешь что, тапочки сшей, а то простудится, да и сорно у нас, приберись.
- Это для гуся?
- Молчи, пока я тебя за сени не выписал, если бы не он, сидела бы с разбитой мордой, зеркало пугала.
- И мужик с любовью посмотрел на гуся. А тот на мужика смотрит, гузку на подушку положил, молчит.
Жена решила лучше помалкивать, все равно муж до вечера косить уйдет, она гуся и прогонит. Встала, налила простокваши миску, хлеба нарезала, пока муж ел, пошла умыться, возвращается – гусь простоквашу чавкает с крошеным хлебом, а муж глядит на гуся, как свинья из лужи. Жена крепится. Взяла кусок войлока, нитку с иголкой, села шить.
- Я тебе сказал сшить ему тапочки, а ты чего?
- Чего, чего? Я и шью… тапочки.
- Ну, вот и шей!
- Ну, вот и шью, - дразнится жена.
- Шей, а не то!..
- Шью.
- То-то.
И накинув фуфайку, пошел из избы. Но вернулся – глядит на гуся.
- Жена!
- Да что еще?
- На обед ему опять простоквашу и спроси, не хочет ли в баню сходить.
- Иди сам.
- Что?
- Будет, будет ему и простокваша и баня, вот тапки дошью, сяду мочалку вязать.
- А ты не огрызайся! – и вышел.
Жена поглядела в окно, как он со двора пошел на дальний край, где сегодня мужики собирались косить.
Обедать в покос не ходили, нравилось мужикам у стожка разложиться, квас поставить - анекдоты хоть все вышли давно, но между собой посидеть куда весело.
А наш мужик и пока косили, и пока жевали, все о гусе думал, в тапках его представлял, как ходит гусь по избе и говорит крепкое слово, а он ему простоквашу свою отдает, да велит жене баню топить. И тут его дернуло все мужикам рассказать. Говорит, волнуется, а они гогучут, думают – шутит. Ему обидно, убеждает, за руки хватает, кричит, одного в плечо с досады толкнул, тот озлился. Пошла заваруха-трескотня – мужики-то тешатся, а ему обидно, бьет наотмашь, осердил мужиков. Отлупили они его, возле стога оставили, сами косить пошли. Лежит мужик, смотрит, как слепень сел ему на руку, сейчас кровь сосать будет. А ему плевать на слепня, горько, что мужики посмеялись, да над ним, впрочем, всегда смеялись, но в этот раз нехорошо стало от их смеха. Но взял косу, пошел в ряд, до вечера слова не сказал, и в дом пришел сердит.
Вошел в избу - гуся нет. Жена, должно быть, с коровой мается. Звать не стал. Ужинать тоже не стал. Разделся, бросил два ватника на печь, посидел-покурил и полез спать.
А ночью помер. Пришло время.