В детских играх своих назначали врагов

Жору всегда выбирали во враги - он был жирный, дышал открытым ртом, - эти слюнявые губы, - а из носа всегда сопли. Когда Жору назначали врагом, во враги больше никто не хотел, потому что никто не хотел с Жорой.
Во дворе строился детский сад, к нему с двух сторон были прорыты коммуникационные траншеи – превосходные окопы для игры в войнушку. И конечно не игрушечные пестики или палки, а летели из окопа в окоп комья глины, камни, бутылки – все всерьез. Как правило между траншеями метался Жора, его не брали ни в один окоп, и траншейная дуэль быстро перерастала в стрельбу по живой мишени, или вдруг объявлялось перемирие, команды покидали окопы, братались, а Жора становился единственным виновником братской розни и предавался скорому трибуналу – фашист, предатель, двойной шпион, перебежчик! После чего Жору «казнили», и войнушка заканчивалась.
- Харе, пацаны, - командовал Вовка Смолов по прозвищу Смола – самый старший из нас, второгодник из 57-ой немецкой школы.
Зимой на площадке перед строящимся детским садом залили каток. Пацаны разбились на канадцев и наших и начали хоккейное ристалище. Многие весьма прилично владели клюшкой и шустро гоняли на коньках-гагах, а кто-то с особым понтом - на канадках. И тут приперся Жора с вратарской широкой клюшкой, на невесть откуда добытых норвежках, конькобежных, настоящих, совершенно неуместных для игры в хоккей из-за длинных неманевренных лезвий. Протопав пингвином, Жора встал на ворота. Игра прервалась, никто не хотел Жору-вратаря в свою команду.
- Проваливай, жирдяй! – сказал Смола, - у нас тут своя игра, - и с навеса послал шайбу в жорины ворота. Жора выставил руку в варежке, поймал шайбу и швырнул обратно Смоле. Второй, третий бросок, потом все по очереди пуляли в жорины ворота – бесфартово, Жора отбивал любые мертвяки.
На следующий день, когда Жора зашел на поле, Смола огрел его клюшкой по шее, Жора рухнул мордой об лед, все заржали. Смола схватил Жору за длинные ножи норвежек и поволок почетным кругом, а Жора ревел, расплевывая по льду кровавые сопли. Смола выволок его за поле и бросил, все ржали, как смешно на четвереньках толстожопый Жора ползет к дому.
До весны Жора во дворе не появлялся. Однажды в подвале уже почти достроенного детского сада шла дворовая пирушка – кто-что натащил из дому вскладчину – сгущенка, конфеты-батончики, минералка «Полюстрово», лимонад. И вдруг появился Жора. Он принес пакет, где доверху вперемешку с импортными конфетами была жвачка – шариками, пластиками, кубиками, пачками – много!
- Папа из Франции привез, угощайтесь! – и Жора положил пакет на общий стол.
Все смотрели на этот пакет, никто не решался взять первым. Тогда Смола взял пакет и пошел по кругу:
- Закрой глаза, тащи, - обращался он к каждому.
Жора смотрел на эту братскую дележку и довольно шмыгал носом, втягивая сопли.
- Папаша ему из Франции, значит, привез… А мой вот из Ухты мне даже писем не шлет…
Все знали, что батя Смолы сидел где-то на севере за кражу.
- Ах ты шпион, жидовская морда! – и Смола с разворота впечатал Жоре в скулу.
Не помню как, но все вскочили и побежали, я только успел сунуть в карман вытащенную из пакета жвачку, и тоже побежал. Подвальные коридоры, по каким-то ящикам в люк на первый этаж, Смола с пацанами отсекли Жоре путь к выходу, он метнулся к лестничному маршу без перил, в полутьме – наверх, и шагнул на фасадную стену – крыши еще не было. Смола шагнул за Жорой, тот медленно, пятясь, отступал – слева трехметровый провал в бетонную яму актового зала, справа – два этажа вниз – кучи цемента с торчащей арматурой. Кто-то из ребят смотрел снизу, как Смола шаг за шагом прижимает жирдяя к обрыву стены.
- Смола, не надо, брось, ну его!
Но Смола шел, а Жора пятился.
А потом Смола оступился. И рухнул в цементную кучу горлом на арматурный прут.
И все выбежали и смотрели на неподвижное тело с торчащим из горла штырем.
А наверху ревел белугой Жора – наверное, он с испугу не знал как спуститься.
Вскоре они всей семьей уехали в Америку.
Это было сорок лет назад, неужели? Я открыл окно насыпать в кормушку семечек, пахнуло в лицо невским ветром, и так щекотно и колко вспомнилось детство - занесенный снегом двор, растоптанный у катка – и ржавая кровь вперемешку со льдом.