Лягушонок

Взбалмошный однокашник спутал «за час до отправления» с часом отправления, бежит по перрону, кричит:
- Ну, привет там всем нашим!
Характер – это жанр, из которого не вырваться, и нам в который раз уже не далась встреча. Смотрю из тамбура.
- Отойдите, я закрою дверь, - оттесняет проводница.
Отступаю вглубь – в рамке дверного окна мой друг – обрыв платформы.
Попутчики, профессора-технари, уже глушат водку.
– Видите ли, молодой человек, нынешние предприниматели интересуются только торговлей, купить-продать, а на гениальные рисковые проекты они не идут. Вот вы знаете, к примеру, сколько стоит килограмм чистого хитина?
Я понятия не имею ни что такое хитин, ни сколько стоит килограмм его, киваю нехотя:
- Очень интересно, и сколько же?
– Сорок тысяч долларов! А я открыл способ, как получать его за тысячу рублей! Нужно две тонны птичьего помета вперемешку с поросячьим навозом, на кучу дерьма поселяются мухи (вот мы и Клин проехали), потом мухи откладывают яйца (уже Тверь и ночь за окном), вылупляются опарыши и начинают жрать это дерьмо, перерабатывая его в гумоз – высочайшей пробы органическое удобрение…
До Бологого я слушаю, как из шкурок опарышей добывают хитин, какое это подспорье всем птицефабрикам и поросятникам страны, в реки перестанут сливать тонны дерьма, рыбы будет больше – как в юность макнулся – случайные попутчики, озаренные возвышенной идеей. Я, правда, не спросил, зачем нужен хитин, нужен, наверное, иначе не стоил бы он сорок тысяч долларов. Спать остается считанные часы, и в предстоящий день с трудом буду таскать ноги.
-    Вставай, сынок, через полчаса сортиры закроют, просыпайся!
Закроют сортиры и мы не сможем добывать хитин. Я посмотрел на часы – еще спал бы и спал, но поди, поспи, хитин, будь он не ладен.
За окном мелькнула станция «Саблино». Коленька, мой Коля – Саблинское поле, как тебе там спится? А через десять минут – Колпино – там сверстник-актер Володя Митрофанов, теперь уже всех нас моложе. Путь в прошлое лежит через могилы. Подозреваю, что в будущее – тоже.

Кто и хитине, кто о...
-…но если нет одной, всегда волнующей темы – темы рока – то пьеса ни о чем. Не важно – трагедия это, комедия или драма. Ты как режиссер должен помнить…
Как бывало, случайно, встретились на перекрестке с поэтом Петей Брандтом, и продолжается та же тема, что началась еще с первой встречей и далее всегда – одна волнующая тема. Бродим по Питеру от кафе к кафе.
- Никогда не думал, что отложенные на похороны деньги, спущу в четыре дня на романтическое приключение с давней знакомой. И не жалею. Все, что отложил на гроб, ушло на любовь – смешно.
Подходим к галерее «Борей»:
- Лёша, предупреждаю, здесь часто бывает твоя бывшая К*.
- Петя, на все бывшее оглядываться – шею свернешь.
Из подворотни выныривает не по сезону одетая женщина в домашних тапочках:
- Привет, не помнишь меня?
- Честно признаться…
- Арина. Мне срочно нужен Никита, а телефонную книжку я потеряла.
- Послушайте, Арина, - грубо встревает Петр, - идите своей дорогой!
- Погоди, Петр Львович, не так резко. Арина, у меня нет его номера…
- Хорошо, пока, - и она бежит через Литейный наперерез несущимся машинам.
- Кто это был, Лёша, прости, кажется неуместно…
- Я и сам не сразу узнал, а ведь тоже – когда-то бывшая. Вот тебе и тема рока, пойми только – комедия или драма, как встреча Нехлюдова с Катюшей Масловой – поздняя бессильная вина. Но мы ведь за них на каторгу не пойдем, уломаем совесть, правда?
- Забудь, мало ли от чего она спятила, достоевская-бесноватая. А помнишь, как мы у Чижикова моста машину ловили на Фонтанке?
- Никто не хотел тебя за червонец везти, а из кабака вышли три красотки-проститутки: «Куда вам, дедушка? На Сенную? – поехали, подвезем!» И тачка у них была – золотистый «Leopard» – это уже Гоголь. А тема разговора была возвышенная, и ночь – белая, как горячка.
- Какая тема?
- О городе, ты говорил: «Питер, как витраж, когда в него глянет солнце замысла – он живой», и тут вышли три длинноногие красотки – глянул замысел.
Уже под вечер подходим к памятнику Гоголю на Конюшенной, вспоминаем друга Колю – как мечтал он сыграть Ихарева в гоголевских «Игроках». Коля, Коля… Саблинское поле.
Закуриваю, звонит мобильник…
…на съемках в Одессе… скоропостижно – Андрей.

Его разговор с отцом, случайно при мне. Отец – известный артист, влюбчивый и многодетный. На юбилей – еще дочка, Андрей усмехнулся:
- Ну куда ты их плодишь?! Помрешь, кто кормить-растить будет?
- Ты и будешь.
Ошибся.  
И сигарету докурить не успел… Андрей. Были знакомы коротко, снимались вместе. Я суетился, что-то не получалось, дубль за дублем шел в корзину. Андрей по-товарищески подсказал, уточнил, и все срослось. Потом солнечный сентябрьский денек в буфете Ленфильма:
- Лёшка, давай-ка по чаю с пирожным, а? Угощаю!
...Звонок – друзья, к кому ехал, заждались.

Двор в июньском тополином снегу, как в позапрошлой жизни, в конце апреля в доме на Канонерке – снежинки за окном крупнее рождественских звезд состязались с рассветом. Белое, белое все – память невестится. Потом с Канонерки они уехали в Прагу, а теперь здесь – мои друзья Таня и Вадик, привет вам от бежавшего по перрону однокашника.
В углу у компьютера пражская подружка листает фотографии, родные лица питерской студенческой юности, только повзрослели все: стоят на набережной, у кого-то в руках небольшая ваза – урна с Васей-Лягушонком, его пепел только что развеяли над Невой.
Вася был первым, кого я встретил на Моховой, поступая в институт. Глядя на него, ревниво подумал: «Неужели таких вот берут?» Что-то в расхлябанной манере сквозило порочное, мгновенно возник барьер. Когда через год поступил на режиссуру, первая же подружка-однокурсница оказалась Васиной пассией. Их множество промелькнуло за время его прогулки по жизни. Уже ближе к выпуску в каком-то застолье Вася взял гитару, и я понял восторги влюбленных в него подруг и уважение сверстников – красивый, талантливый, ранимый.
Умер в Москве от обширного инсульта, вызванного передозировкой, через шесть дней комы. Мать нашла его у подъезда, и даже врача вызывать не стала – думала, оклемается. Жил Вася беспорядочно, закончил ужасно. Однако – что считать финалом?
Невысокого росточка большеглазого улыбчивого Васю прозывали в своем кругу лягушонком. Дул сильный ветер в берег, компания провожающих приготовилась быть осыпанной прахом друга. Лишь ветер стих, тряхнули урну. Прах, не разлетаясь, плюхнулся и поплыл, но не из города в залив, а против течения – к Биржевому мосту, Эрмитажу, Летнему саду, к Моховой, где Вася учился. Следом плыли цветы. В гранит плеснуло, над водой показалась мордочка, и на ступеньку вскарабкался лягушонок. Откуда в Неве лягушки? Компания ошалело и умиленно смотрела на пришельца. Лягушонок квакнул, все засмеялись, обступили, принялись с ним болтать, гладить по зеленой пупырчатой спинке. А он, казалось, участвовал и не спешил обратно в Неву.
– Он погибнет в городе, я увезу его на дачу! – бросилась к гостю мамаша одной из Васиных подружек.
Лягушонок тут же скакнул в щель меж гранитных плит, а сердобольная не унималась, тащила его за лапку, выковыривала спичкой, поливала водой, одним словом – готова была залюбить до смерти. И вытащила-таки, а вечером в закрытой банке с дырявой крышкой, в травяной подушке отвезла невского пленника до ближайшего болота. Но когда тряхнула банку – никого там не оказалось – лягушонок исчез.

Мы еще говорили о Васе, потом молчали об Андрее. Смерть поражает своей непостижимостью, мудрость приходит, когда мы понимаем, что еще большей непостижимостью поражает жизнь.
Налили три рюмки: мне, Вадику и пражской подружке, а Тане вина. Разложили закуску.
- И все-таки выпьем за встречу, чокаясь!
Вошла пражская подружка и тоже попросила вина.
- Да, за встречу!
И выпили все, и улыбнулись друг другу, а потом разом посмотрели на оставшуюся нетронутой рюмку водки.