Духарик

Рейс Одесса-Москва завершился в 21.30 во Внуково. И три последних дня Страстной, посвященные выбору натуры для очередного фильма  сжались в беспамятство, так и не успев стать воспоминаниями.
Там было лето и море в конце улицы, оглупевшая от счастья бабочка-капустница, сокрушительной вестью о весне врезавшаяся мне в лоб, цветущие яблони и дочери Евы в шортах поверх тонких чулок в туфлях-цокотухах на высоких каблуках.
Еще мини-отель «Опера» в бывшей коммуналке на бывшей ул. Ленина, ныне Ришельевской, с музыкальными номерами – мой звался «Соната». В темном дворе разлапистое дерево, обвитое цветной гирляндой, все ветки усажены котами-кошками, без цепей и вовсе не учеными. Они заняты молчаливым весенним делом, и только один, сбежавший от хозяев ориентал, тоскливо вопил, взирая на так гармонично сложившиеся без него парочки. На третью ночь я уже не был уверен, что название отеля определяется близостью оперного театра, а не истошными мелодраматическими ариями этого непарного дымчатого красавца.
Кое-как, побросав весну в багаж, возвращаемся в Москву. Во Внуково толпа: священники в рясах, тележурналисты с камерами, официальные лица с торжественным выражением №3 – по неформальному поводу. Все это втрое умножено экипированной охраной и вдесятеро – штатскими. Многие для конспирации держат банки со свечами. Ждут не нас и не одесской весны, а иерусалимский огонь – огнепоклонники, как в шутку называет их мой веселый друг о.Алексей.
Несемся быстрой машиной по пустой Москве, крестный ход, ночь в храме, рассвет – самый тихий. Побудка от разом пришедшего десятка эсемесок – все слово-в-слово об одном: "Христос воскресе!". И вот из заветного шкафа достаю бутылку армянского вина – подарок с недавних гастролей Ирины – едем разговляться.
С водителем жигуленка, пожилым кавказцем, не торгуемся – ждут друзья, жарятся шашлыки. На перекрестке из соседней машины слышится витиеватая мажорно-минорная мелодия. Вспомнинаю, как пели на Благовест в Горнем Гегарде отцы-армяне Асогик и Арутюн, как, замерев, слушали в загородном доме под Ереваном композицию для пяти дудуков прекрасного Каро.
- Дудук! – говорит Ирина, она сидит сзади.
- Не дудук, а кларнет, - возражает хозяин жигуленка. А дудук, как вы его называете, на самом деле азербайджанский инструмент.
- Да нет же – точно дудук!
Стоявшая рядом машина рванула под зеленый сигнал, унося аргумент, но оставляя спор.
- У меня, простите, консерватория и двадцать лет преподавания за плечами – по классу кларнета и флейты. Лучшие классы были, лучшие выпускники. А потом, дурак, сорвался в Москву – семнадцать лет – сплошная ошибка.
- А что, в Москве Вы тоже музыку преподавали?
- Какое там – автосалон. Друг детства, Ахмет, он в Москву уехал, а жена от него ушла с ребенком маленьким. Он ребенка выкрал. Потом меня позвал – помоги на ноги встать. Друг детства, дурак я дурак – поехал. Пятнадцать лет машины ремонтировал. А ведь не ободранным, не нищим покидал Азербайджан – сто семьдесят тысяч долларов в шкафу лежало, свой ресторан держал.
Зеркало опускается от тряски, и я вижу удивленную Иру.
- Так все годы на эти деньги и жил, а он обещал квартиру в Москве, большие барыши, свое дело.
- И что ж он – обанкротился?
- Почему же? Трехэтажный дом под Москвой, большая квартира в центре, дача в Германии, автосалон.
- То есть, обманул он Вас?
- Да. Продал друга... Но купил страх. Видел однажды, как он к подъезду подходит – оглядывается, ждет. Не один я такой у него друг. А ведь все до копейки отдавал – ничего в свой карман.
- Как же Вы так опрометчиво доверились?
- С очень серьезными людьми общался, все свое слово держали, привык доверять. Когда ты так высоко, то думаешь: кто ж тебя обмануть осмелится? Друг детства. Я несколько лет ползал, но сейчас уже на коленях – семье дом купил в Азербайджане, дети учатся – помогаю им. Вот встану на ноги, поговорим с Ахметом. Он ведь знает, что я духарик, боится – ждет, по заграницам прячется.
- Духарик?
- Ну да, если что решил – будет. А обид я не прощаю. Ахмет это знает.
- А что, Азербайджан сейчас – тоже на коленях, или все-таки встал уже?
- Пока на коленях. Есть очень богатые – немного, остальные – беднота. И никакой прослойки.
- Ну да, как в Армении, мы недавно были…
- В Армении – не так. У них ничего нет, у нас – нефть. Поэтому денег много. Но и бедных много, потому что оружие покупаем, очень много оружия.
- Зачем?
- Ну, как вы думаете, аннексированные территории, огромные, которые Россия отдала Армянам? Надо вернуть. Вот ваши президенты поуспокоятся, отвлекутся и… нам нужно два часа, не больше. Грузины замешкались, потому и не вышло у них ничего.
Замешкались? Около тысячи жертв. Знакомая девочка-режиссер только что ездила в Азербайджан. Там конгресс документалистов – хотят фильмы снимать про Карабах, чтобы примирить. А мое кино – вот оно – за рулем жигуленка – учитель музыки, враг Ахмета. В Карабахе до сих пор гибнут от снайперских пуль. Недавно застрелили ребенка.
Продребезжав по брусчатке, ткнулись в перекрытие пешеходной улицы Школьная. Невдалеке у кафе клубится веселая компания, множество детей.
- Дальше не могу ребята, пройдете немного, хорошо?
- Конечно.
Расплачиваемся, открываю дверь: музыка оплетает застольные возгласы: «Христос воскресе – воистину воскресе!» - дудук, ну точно дудук.
- С праздником Вас!
- И Вас.
Белый жигуленок дребезжит по брусчатке.
Бывай, духарик.