Дорогой воспоминаний

К чествованию Анны Марии Матуте по случаю ее неожиданного юбилея и безусловно заслуженной премии Сервантеса

Зоя Борисовна Томашевская, дочь известного пушкиниста, приятельница Анны Андреевны Ахматовой и близкий друг Иосифа Бродского, рассказала мне о первой встрече Бродского с Ахматовой. Зоя Борисовна приезжает с продуктами к Анне Андреевне в Комарово и застает там рыжего юношу. Анна Андреевна читает стихи, юноша внимательно слушает, потом они с Зоей идут к станции. Садясь в электричку, Бродский говорит:
- Невероятно, я-то думал, что старуха давно померла!
В моем заочном одностороннем романе с Аной Марией Матуте случилось примерно так же. Когда я открыл ее книжку и стал писать сценарий, я был уверен, что автора давно нет в живых. По какому-то недоразумению думал, что писательница прискорбно закончила свою жизнь в клинике для душевнобольных. И тут звонит Татьяна Пигарева, секретарь культурного центра Сервантеса и праправнучка Федора Тютчева, и сообщает о присвоении Матуте премии Сервантеса. Я опешил: премия-то, наивысшая испанская, как и нобелевка, дается прижизненно!
Бывают странные сближения, ничто не предвещало вспышки увлечения творчеством неизвестной мне испанской писательницы, а теперь и помыслить не могу свою жизнь без этой встречи.
В Муранове, усадьбе Тютчевых-Аксаковых-Боратынских мы познакомились со Светланой Андреевной Долгополовой, главным хранителем, и она дала мне книжку:
- Алеша, прочтите на досуге, это интересно.
Досуг тогда – дорога в метро от дома до работы. На форзаце книжки большое посвящение, написанное от руки, скорее письмо – от некой Натальи некому Александру, его я из деликатности читать не стал, потом портрет автора, почему-то перевернутый, потом предисловие, его я сразу пропустил и вот повесть с неброским названием «Первые воспоминания». Через пять минут я убрал книжку в сумку, решив, что в ближайший выходной верну ее владелице.
От первых страниц эффект ожога: ранящая искренность, детальная точность вызвали такой прибой личных, волнующих и больных воспоминаний. «А туда ли я вообще еду?!» Оглядев вагон метро и услышав объявление «Станция "Аэропорт"» Я не на шутку испугался – вопрос о маршруте, о направлении встал экзистенциально, и ни иронией, ни привычкой от него не защитится. Я решил вернуть книжку, не читая, при ближайшей встрече.
Но вдруг, и скорее всего, Светлана Андреевна спросит о впечатлениях? Прочту-ка самый короткий рассказ и уж как-нибудь отговорюсь.
Это была ловушка. Рассказ «Птицы» – семь страничек. Девочка идет в лес, и это еще не так страшно, осилившему в детстве «Красную шапочку», «Мальчика-с-пальчика» и что угодно про Иванушку дурачка. В лесу живет лесник, которого все боялись, но и эту жуть я храбро прошел. И конечно девочка встретила лесника, и конечно побежала, и конечно упала с песчаного обрыва и потеряла сознание. Я слегка затосковал, не длинный ли рассказ выбрал из вежливости. Вот лесник несет девочку домой и лечит какими-то мазями, и поскольку она хромает, сам идет в деревню сообщить дедушке, где его внучка. А с ней оставляет своего сына Лусиано, хромого мальчика:
- Лусиано, покажи Матии своих птиц.
На поляне в лесу дерево, к нему приставлена лестница, а в кроне множество птиц. И когда Лусиано забрался на дерево и засвистел, птицы стали кружить над ним, садится на руки, щебетать в ответ. Потом он показал Матии атлас птиц и каждую называл по-своему: Птица зари, птица ночного плача, птица-беда – он не умел читать, но был поэтом. Девочка, конечно, влюбилась в странного мальчика. Вернувшись в деревню, она заболела.
Вот финал рассказа:
«Некоторое время я болела, а когда поднялась, уже стало холодно. Осень кончалась. Как только я встала на ноги, мы пошли погулять с Мартой, нашей кухаркой. Марта вдруг показала пальцем:
- Посмотри, посмотри! Мошенники, бродяги, вот я вас!
Между борозд стояло пугало, но воробьи, не обращали на него внимания. Марта стала пугать их камнями. Я побежала за ней, но внезапно, как вкопанная, остановилась перед пугалом.
- Марта, откуда ты взяла это? – и страх, большой, точно ночь, накрыл меня с головой.
Марта взглянула исподлобья и ответила своим всегдашним вопросом:
- Зачем тебе?
Губы у меня задрожали.
- Это вещи Лусиано, сына лесничего!
Марта сникла, опустив глаза. Камень выпал из ее рук и покатился, подпрыгивая. Птицы мигом слетелись снова, облепили чучело, сели на руки, распятые крестом, расположились на голове, в золотых волосах из пакли.
- Что ж, проговорила она, - раз ты догадалась… Да, это одежда Лусиано. Лоренсо купил у лесничего, тому было тяжело смотреть на нее.
- Почему? – спросила я, а сердце уже знало.
- Ах, ласточка моя! – сказала Марта. – Вот так все и живем… Лусиано упал с дерева и разбил голову о землю, об эту самую горькую землю, что дал нам Господь».
Книгу я не вернул – прочел до конца, потом вторую, потом еще – и начал сценарий, работа над которым заняла более трех лет. Не отпускал этот манок, этот перевертыш: крест пугала в одежде погибшего мальчика, окруженный птицами. И еще – детство на фоне гражданской войны в Испании, она нигде не упоминается и не описывается впрямую, но фон это слышен во всем.
Сценарий называется «TRI-PTI», что в переводе с языка страны, где разворачивается действие, означает ИСКУПЛЕНИЕ. История начинается августовским утром какого-то давнего года, когда в апельсиновой роще жандармы расстреляли одного поэта. Это не Лорка и даже не Хименес, стихи которого звучат за кадром.
В книжке, которую я не вернул, на форзаце мелким почерком:
«Дорогому отцу Александру – Наташа.
Вместо того предисловия, которое в книге, напишу сама, что это такое. Если бы предисловие писала я, эпиграфом было бы, наверное «Выйдем к Нему за стан, неся Его поругание». Матуте – очень хорошая, очень серьезная женщина, у которой всегда – просто всегда – разрывается сердце. Я много с ней говорила, и могу заверить, что это – «ревность по доме», а не что либо иное. Ей уже перевалило за 50; и, надо сказать, сейчас – в большой печали, болеет, не пишет. Божий мир как не радовал, так не радует, и люди как были почти за пределом жалости, так и остались. Дай ей Бог.
Господи, ну что это такое: портрет ее перевернули. Если посмотреть его, перевернув снова, Вы увидите, что она очень красивая. А в жизни – даже удивительно – ведет себя по-детски».
Эти слова переводчик Наталья Леонидовна Трауберг обращает к своему другу-священнику, отцу Александру Меню.