Великий клюв

…Из редкого мужика растет
красивый нос…

Меня зовут Ирина Адольфовна.
Мой папа - Адольф.
Он – ВЕЛИКИЙ КЛЮВ, потому что у него самый прекрасный Нос на свете!
Этот Нос учуял мою красавицу-маму.
Этот Нос – мой папа.
Почетный гражданин Германии и Польши, он танцевал в военном округе Восточной Германии для канцлеров Вельгельма Пика и Эриха Хоонеккера (каждый праздник вызывали на банкет – желали видеть танцующего папу!) и в Польше – для Главы-дяденьки-не-знаю-имени.
Этот Нос вертел, подбрасывал и ловил красавицу-маму так, что директор ансамбля, стоя за кулисами, глотал валидол: вдруг не поймает, мама упадет и разобьется, а он – директор – сядет в тюрьму. Но мама всегда оказывалась жива-здорова-весела.
Однажды на танцплощадке Нос с красавицей-женой дали такое танго, что их попросили удалиться – «это слишком».
Нос держал «точку» на свечу – когда молодой папа на спор крутил туры в темной комнате на столе! (Тур – это поворот в прыжке на 360 градусов). Так не мог никто.
Блестящий танцовщик и педагог!
Мой Великий Папа-Клюв!

Вчера он пошел открывать маме дверь и, оступившись,
упал, разбив об угол нос.
У папы плохо ходят ноги – болят и не гнутся колени и ноют вены – профессиональная болезнь танцовщиков-трюкачей. Но он держит себя из всех сил – опираясь о стены руками, заставляет себя ходить, от комнаты до кухни – узкий коридор, там удобно, как раз можно опереться с двух сторон, а в прихожей стена кончается…
Он перенес инсульт и медленно говорит.
При плохой погоде, бывает, кружится голова.
Он готовит обеды, помогает маме по хозяйству, любит чинить зонтики соседям.
Выходит на улицу неохотно и ненадолго, только посидеть у дома на крылечке с другом дядей Ваней.
Он перестал стесняться своего имени «Адольф».
Я – Евдокимова Ирина Адольфовна.

***
Зрители заплаканные, счастливые, благодарили и медленно расходились по домам. Доктор Светлана Васильевна подарила мне букет:
- Ну что ж, есть проблемы, надо подлечиться.
- У меня еще и шею защемило-болит-не-могу.
- Вижу, вижу. Все поправим, массажик, гомеопатия – будешь как новенькая…
Чудодейственные пальцы Светланы Васильевны привели меня в невесомое блаженное состояние – что-то было нажато под затылком и теперь правильно укомплектовано внутри между головой и шеей:
- Ира, боюсь, что в следующий раз просто не смогу все это исправить. Тебе надо срочно менять место работы, ты там очень нервничаешь, тебя когда-нибудь так скрючит... Могу дать успокоительные горошки, очень хорошие, они убирают страх. Но, знаешь, одна моя пациентка-актриса после этих таблеток так успокоилась, что ушла из театра.
- Ну, я-то уж не до такой степени…
Оказалось – до такой.

Я потихоньку хрустела волшебными гомеопатическими горошками и, вдруг, однажды…
Стоя на сцене под огромным ветродуем «прощайтепочки или любителивытеатркаклюблюегоя», с разболевшейся головой, по уши в дешевом едком дыму «прощайголос», я подумала: «слава Богу, еще одна песенка и домой» и поняла – вот оно. Хватит. Пора. Больше не хочу.
- Ира, а коллектив, а трудовая книжка! Ира! ПЕНСИЯ!
- Мама!..
Ну ладно, еще пожую волшебных горошков, еще капельку подожду…

И капелька случилась.
Папа меня отпустил.

***
На комоде в папиной комнате фотография – дед Николай Елисеич и баба Маруся сидят и смотрят на нас, на коленях у Николая Елисеича – дочь Женя, а за спиной бабы Маруси стоят братья Адольф-Долюшка-Доля и Валя-Валентин. Они улыбаются.

Вчера Папа упал второй раз.
Папу с Инсультом увезли в больницу.
По иронии судьбы больница оказалась на станции Спортивная – там же, где и театр. Утром иду из метро налево к Папе, потом направо играть спектакли.
Золотая осень, такая солнечная. Первые каштаны. Каждое утро я нахожу упавшие каштаны и несу их Папе.
Когда он очнулся – заплакал. Понял, что произошло самое для него страшное – он недвижим. Мы смотрели друг на друга, потом он закрыл глаза, а слезы все текли и текли…
Его любимое растворимое какао «Nestle» в желтой коробке, сладкий чудо-творожок с кусочками фруктов или с вареньем – «Страна чудес молочных», спетая когда-то мною реклама…
Улучшение. Он спит, а я сижу у кровати, держу его руку и читаю. Поднимаю глаза, он смотрит на меня: такое Счастье в нем, такая Любовь и Свет, и такой Покой.
- Я тоже люблю тебя, Папуль!
Привезла с греческого острова Корфу кусочек «сапожка» святого Спиридона Тримифунтского: маленький, сантиметровый квадратик красного бархата, завернутый в бумажку, как крохотное письмо, его мне подарили отцы из Храма Спиридона. Говорят, Спиридон ходит помогает страждущим, за год башмаки изнашиваются, Спиридону шьют новые, а старые режут на множество частиц и раздают прихожанам.
Я вложила частичку Папе в руку, чтобы она была все время с ним. Святой Спиридон – большой помощник…
А потом – все пошло стремительно разрушаться.
Инфаркт и безнадежная реанимация.
Кусочек «сапожка» лежит в тумбочке в палате…
И произошло чудо.
Папа «вышел» попрощаться.
Он очнулся только на минутку. Увидел меня, и – я абсолютно уверена – узнал, на минуточку зажегся хитрый, такой любимый, огонек в раскосом глазу. И опять молчание… Я сидела с ним и говорила, говорила…
На следующий день Он не просыпался. Я принесла последний упавший с дерева каштан и положила на тумбочку у изголовья. Мама пришла сменить меня, надо было ехать на репетицию. Я поцеловала его:
- До завтра, Папулечка, я утром спою концерт и сразу к тебе. Держись, пожалуйста, Великий Клюв! До завтра!

Я пела за городом – угадайте что – немецкие песни. Праздник германской фирмы по производству экскаваторов. Это был первый пасмурный день после золотой осени. На пленэре построена высокая сцена и шатры для богатого банкета. Горы аппаратуры, на огромных экранах трансляция. Шикарная закуска, пиво рекой… Артисты ожидали своей очереди в холодном ангаре за углом, кутались в пальто и шарфы, приговаривая «не иначе как лето кончилось»…
Мой выход.
Исчезло солнце, стало темно, и полил проливной дождь. Люди забились под навесы шатров, я стояла на сцене, а между нами стена дождя. Я пела Шуберта и плакала вместе с осенью, мне очень хотелось ошибиться…
Потом позвонил Алёша.

Через месяц после своего 72-го дня рождения они снова вместе, как на фотографии – дед Николай Елисеич и баба Маруся, сестра Женя и братья Адольф-Долюшка-Доля и Валя-Валентин.
Пока, Папуль.
Я развернула бумажку – от «сапожка» Спиридона осталась одна ниточка. Остались на обоях полоски от твоих ладоней, в коридоре твои старые тапочки, а под кроватью – ящики с инструментами и запчастями для зонтиков, которые тебе очень-очень нужны. Остался твой друг – огромный рыжий Кот Марципан, он верит, что ты вернешься.