Про картошку, рыбу и герань

Моя Москва пахла праздниками и временами года.
Весна – запах огурца с докторской колбасой! Такие «бутеры» появлялись на столе 8 марта и дальше делались на весенние дни рождения одноклассников. Огурцы в детстве появлялись, как мимоза – весной! А весна – значит скоро капель, ручьи, тополиные почки! Мой любимый запах, я всегда ищу его по городу!
Потом лето – мой день рожденья: таз белой черешни и мороженое-по-маминому – с фруктами, ягодами, крошкой «Юбилейного» печенья и тертым шоколадом.
Папины рыбки-снетки, которые всякий раз в огромной метровой коробке приезжали с Папой с гастролей из Владивостока. Коробка стояла у зеркала в коридоре, так что каждый мог, идя на прогулку, открыть ее и, вдохнув запах моря, взять в карман горсть рыбных «семечек».
А осенью папа привозил лесной башкирский мёд в железном бидоне, такой душистый!
Зимой – мандарины и наши с Мамой любимые самодельные вафли. Запах ванильного теста с топленым сливочным маслом! Просто вафли и всё. Мы печем вафли и сразу их съедаем – снял вафлю с чудо-вафельницы и тут же съел, горяченькую. А вот в день рождения соседки Оли нас угощают вафлями с заварным кремом – каким-то образом Олина мама сберегла вафли до прихода гостей, я не понимаю – у нас с Мамой еще ни разу до крема дело не дошло…
И будни тоже пахли:
Бабулин компот из сухофруктов, кисель из прессованного брикета-кирпичика и из него же – мусс, который всей семьей взбивали смешной штукой-пружинкой на палочке; молочные каши – овсяная, манная, пшенная, греШневая. Запах сдобы. Бабулины пироги с повидлом, обрамленные витой косичкой, пирожки с капустой, с рисом-яйцом, с луком. Щи! Куриный бульон! Курица на соли – готовлю я, по рецепту Бабы Маруси Папиной Мамы! Вымя…
О! Тяжело пахнет вареное вымя! Я и сейчас помню этот едкий, сочный, и, как все говорили, «такой противный», а мой любимый запах. Все зажимали носы. Никому вымя не нравилось. А мы с Папой его обожали!
Все вышеназванное, конечно, имело место до и после времени «шаром покати» – эпохи «талонов». А во время «Шаром покати» было просто шаром покати. Тогда придумывалось что-то из абсолютно ничего.
А «талоны» – это к нам регулярно, раз в месяц, приезжает из Иваново семья бабушкиной младшей, одиннадцатой сестры Марийки. Утром они стоят в очередях и «отовариваются». Потом выгребается все наше из холодильника, чтобы положить туда бесконечное масло, масло, колбасу, колбасу и колбасу, а что не влезло в холодильник, повесить в сетках-авоськах на форточку (за окно ни-ни – украдут!) Потом они плотно ужинают: взрослые – приготовленной бабулей вареной или жареной картошкой с квашеной капустой или солеными огурцами, сынок – обязательно бабулиными молочными макаронами, рассказывают о нелегкой – «вот такая наша жизнь!» – в провинции и, уставшие от жизни, заваливаются храпеть на диванах и на раскладушке. После третьего насыщенного дня они уезжают со слезами на глазах из столицы к себе в Иваново до следующих талонов. До сих пор не понимаю, как они умудрялись все это съедать.
Интересно, что будут помнить дети «нулевых»? Какие будут дедушки и бабушки и будут ли они? Кто-то пошутил, что скоро бабушек и дедушек не будет – они поумирают в раннем возрасте от наркомании… А если будут…
Будут ли они печь пироги или мариновать помидоры? Будут ли готовить брагу с изюмом в трехлитровой банке? Волшебное зелье ставилось за кресло к батарее, на баночное горлышко плотно натягивалась медицинская резиновая перчатка, пальчики безвольно свисали вниз. А через месяц наступал час икс, мы заглядывали за кресло в ожидании чуда, и вот – гордый тугой гребешок–перчатка с торчащими вверх надутыми толстыми пальцами, еле сдерживая напор бражного газа, сигналил о полной готовности к употреблению напитка. И будут ли наши «надменные потомки» солить капусту?
Квашеная капустка – Бабулин засол. Рубленная капуста с морковкой солится, «доходит» в трехлитровых банках – сверху пробка-кочерыжка, и все накрыто большим капустным листом.
«Гриб» в банке – был такой волшебный газированный напиток. Горлышко трехлитровки обтянуто марлей: там в сладком чае плавает огромная слоеная медуза-гриб, ее кормят чайной заваркой и сахарным песком, она пухнет, растет, растет не по дням, а по часам. Когда медуза становилась очень толстой, бабуля ее мыла, отсаживала слои ее пышной юбки в запасные банки и раздаривала родственникам, друзьям, друзьям родственников и так далее. «Гриб» любили все. «Гриб» был в каждом доме – от всех болезней, гриб от похмелья, гриб просто попить. Он был бесконечен.
Жареная картошка! С луком и без…
Каждый раз, покупая картошку и, кидая чищенную картофелину в пустую кастрюлю, я вспоминаю слова Бабули "нужно кидать картошку в холодную воду, а то посинеет" и жду этого «а то…» – а картошка синеть не хочет.
За картошкой ходили с Бабушкой в Овощной.
Картошка жила в собственном фанерном загончике со специальной дыркой в стене. Внутри загончика стоял дядька, или тетька, крепкие такие, всегда с закатанными рукавами, с грязными, просто черными, руками, и отмеривали на весах чугунными гирями картофелины в пластмассовой миске. Покупатель в это время готовился: надевал на дырку-козырек сетку-авоську и крепко упирался ногами. Затем дядька-или-тетька сильным движением опрокидывали пластмассовую миску и картохи с грохотом катились в сетку, как сель, как горная лавина. А может быть, я ходила с Папой, а не с Бабушкой – разве могла бы Евдокия Иванишна удержать такой бурный картохопоток? Дома Бабуля складывала картошку в ящик под стулом. Несколько картофелин шли в раковину. Она чистила их и кидала в кастрюлю с холодной водой, а потом включала горячую и долго грела руки.
Картошка действительно синела.
Мороженая была картошка.
А на подоконнике рос лук в банках от майонеза, в горшках герань и фиалки.
И столетник – от насморка.