Тихий разговор
у Юрия Норштейна

Тренькал звонок, и из тихого снега входили люди, прекрасно-разные, но с общим признаком – светлые, светоносные, я даже щурился слегка, пропуская их в мастерскую Норштейна.
Таня, помощница Юрия Борисовича, рассказывала мне, как мгновенно разошлась моя книжка, я подписывал экземпляр за экземпляром, Норштейн показывал Кате детский календарь с рисунками из «Лисы и зайца» - четырехлетняя темнокудрая гостья поглядывала на виляющего хвостом Кузьму, которого гладила ее мама, Валентина – глаза ангельской тишины и ясности, светло-русые волосы, Кузе она явно нравилась. Валентина филолог, славист, специалист по церковно-славянскому, до рождения Кати преподавала литургику. Катю держал на руках папа, красивый восточный тип, мягкий голос, они не спеша обсуждали с Норштейном вопросы онтологической мифологии, то общее, что звучит во всех сказках всех народов мира. Папа только что защитил диплом по творчеству Назыма Хикмета, турецкого поэта, лауреата Международной премии Мира, родившегося в Салониках и умершего в Москве в 1963 году. Папа Кати турок. До недавнего времени работал переводчиком – до совсем недавнего времени.
- А давайте переведем на турецкий «Снег на траве», - предложил я.
- Юрия Борисовича знают и любят в Турции, но теперь пока это сложно.
Зазвонил телефон: подруга, на три дня приехавшая из Англии, не успевает прибежать за книжкой, просила меня взять для нее экземпляр:
- Да, и передай Норштейну, что мы ждем его в Лондоне в нашем телеклубе «Открытая Россия»…
- Неожиданное словосочетание, - угрюмо пошутил Норштейн.
В мастерской было тихо, и за дверью шел тихий снег, и такие хорошие разные люди вели свой тихий разговор.
А глухой Кузя вилял хвостом – он был всем рад.