Просто

Просто Сашка позвонил, потому что сеструха Светка ему всю плешь выела – уже три дня не может дозвониться до Анны Анатольевны. А как она до нее дозвонится, если мы тут в больничном дворике голубей кормим, изучаем зябликов? Ночь Света не спала и с утра принялась за брата, с которым вместе учились у мамы в музыкалке.
– Саня, дай сестре мой телефон, пусть звонит.
Звонит Света:
– Леша, что там у тебя крякает?
– Это мы с Анной Анатольевной перешли к пруду, и нас приветствуют утки.
– Как мама?
– Завтра операция.
Завтра у Светы случилось техночудо: этот шкаф, который муж никак не починит, его, если откроешь – внутри лампочки загораются. А уже полгода не загораются, и мужу хоть бы хны. Там за стеклянными дверцами иконы. И вот в девять утра, когда у Анны Анатольевны операция началась – свет зажегся. При закрытых дверцах, сам собой.
Я в это время измерял пешеходное расстояние в Шуваловском парке от шоссе до церкви Петра и Павла, церковь была закрыта, звонок:
– Леша, это Полина из Австрии, ученица Анны Анатольевны.
– Ты из Австрии звонишь?
– Нет, я на Песочке, под дверью операционной, приезжай.
Полина – врач, когда-то возглавляла кафедру в Питере, а потом уехала медсестрой в Вену, десять лет защищала там свой диплом, теперь – в прежнем статусе.
Я бегом измерил маршрут от церкви Петра и Павла до шоссе – гораздо короче – сел на автобус. Полина на скамеечке, где мы вчера с мамой голубей кормили.
Доктор Марк Львович сказал нам, что все прошло наилучшим образом, только анестезиолог плясал джигу, уговаривая сердечко Анны Анатольевны не останавливаться и биться в одном ритме. Теперь денек за сердечком последят и завтра выпишут из реанимации в палату.
Но завтра не выписали.
И послезавтра.
Дежурный доктор сказал по телефону, что в реанимацию пройти ну никак нельзя.
Я измерил параметры нашей трехкомнатной квартиры, повисел с мухами на потолке, полистал Чехова – какой-то непонятный писатель, ни слова не разберу. Звонит Света:
– Леша, я еду к Анне Анатольевне, везу яблоки, сок, воду, чай. Что еще купить?
– Ничего, тебя все равно не пустят. Мама говорила, там вооруженная охрана при входе дежурит.
– Ну, как хочешь, а я съезжу.
Через полчаса встречаемся, сажусь в машину – Света за рулем, муж – сзади, едем.
Дежурный доктор на отделении категорически подтвердил, что в реанимацию не пустят.
– А где эта реанимация? – поинтересовалась Света.
– На втором этаже, коридор направо, но вас все равно...
Второй этаж, коридор направо, двери настежь. От постового столика идет обаятельная улыбчивая сестра «Я вас слушаю».
– Здравствуйте, у меня здесь мама.
– Проходите, она весь день спрашивает, когда вы придете.
...
- Здравствуй мама.
– Что ты так долго не приходил? Я уже трех врачей за тебя приняла, подумали, наверное, свихнулась. Возьми платок с тумбочки, вытри...
– Что?
– По щеке течет.
Я промокнул маме глаза и стал рассказывать про собаку, которую позавчера встретил у метро – ее отдавали. И я подумал, что надо нам взять собаку, но не мог же я это без мамы решить, а к ней не пускают, и вот я так долго не приходил, а, оказывается, пускают.
Света стояла в коридоре, потом мы пошли на пруд к уткам:
– Она же сама говорила, что реанимацию охраняют и не пускают никого.
– А ты не слушай, она говорит, а ты не слушай, просто приходи – и все.
Света, Светик – умница.
Обратной дорогой мы со Светой болтали, а муж ее работал штурманом:
– Свет, светофор! Свет, притормози! Света, пропусти пешехода!
Я смотрел на нее во все глаза, и робко спросил, совсем не о том, о чем хотел:
– Светик, давно машину водишь?
– Лет десять.
– А я все никак не начну.
– Это просто – садишься и едешь.
– И лампочки сами загораются в шкафу?
– Загораются...
Когда я вышел из машины, позвонил друг Ромборисыч из Москвы:
– Лешка, я, кажется, сбрендил. После этого трехдневного дождя выхожу из дома сигарет купить, а по дорожке ползет огромный червяк. И я с ним поздоровался.
– А почему бы и нет?
– Ты считаешь, это нормально – с червяками здороваться?
– Конечно, просто здороваешься и дальше идешь.
– Интересно, что он обо мне подумал?
– Я полагаю, он был рад.
– Что?
– Был рад, что закончился трехдневный потоп, и что эту радость можно с кем-то разделить. Что не один он, червяк, выполз на прогулку. И что ты, Рома, в этот вечер на улице не один, что тебе есть, с кем поздороваться – этому он тоже очень обрадовался.
Так, просто.