Ховринский бисер

Ну, нифигасе! Царица-певица-артистка моя приходит с популярного радио вся в слезах, бросаюсь с расспросами:
- Что – плохо?
- Нет, сказали: «Слишком хорошо, такой удивительный правильный и красивый русский язык – просто восторг!» Но им это не подходит, надо чтоб неправильно, чтобы как на улице…
- Но это же литературная редакция, а не ток-шоу!
- Ну да, но им надо привлекать массы, рейтинг им нужен, а массы такое слушать не будут.
Я белею:
- Прости, там же книжки вслух людям читают, как можно лупить «Маленькие трагедии» или «Братьев Карамазовых» – по фене, что ли – чтобы рейтинг?
Но я уже сам слышал ответ, весьма огорчительный, но реальный.
Позапрошлой ночью имел честь общаться с нарядом ховринской полиции – они приехали утихомиривать ночного буяна-соседа, их было трое. Самый младший – задиристый и с претензией, будто я ему в удостоверение плюнул. Что ни скажу – хамит и провоцирует, и чувствуется, что здесь даже не в форме дело, мол, дорвался до первой лычки и обнаглел, нет – глубже – классовая ненависть, социальный протест.
Когда-то в 95-м мы, режиссерский курс ЛГИТМиКа, поехали на фестиваль в Литву. Время было бандитское, поезда охранялись бригадами крупных ребят в кожаных куртках, с дубинками, наручниками и пушками на поясах. Перед отъездом нам выдали стипендию, которую я тут же в ближайшем кафе, в то время как предусмотрительные однокурсники запаслись необходимым в дорогу. К отъезду я уже протрезвел и лежал себе на верхней боковушке, нежно глядя, как спутники, сгрудившись в плацкартном отсеке накрывают поляну. И тут пришла охрана:
- Так, в чем дело?!
Наши притихли, задумчиво глядя на трех кожаных коло«сс»ов – бывают вопросы, поставленные так, что даже не знаешь, что ответить. Будучи, как бы не при чем, я решил разрядить ситуацию, тем более, что перекрывшие мне вид широкие спины вызывали легкую клаустрофобию:
- Да вы, ребята, не беспокойтесь, все культурно – как-никак театральная академия, а не путяга какая-нибудь!
Мгновенно среагировали бабы, потому что не башками, а нутром своим врубились – «беда!» – и бросились преграждать дорогу, хватать коло«сс»ов за ноги, кокетливо усмирять: «Да что вы, мальчики, он же пошутил и вообще идиот!», а самый крупный с озверевшей рожей уже сорвал меня с полки и тащил в тамбур убивать. Интересное чувство: я однозначно понимал, что убивать тащат за дело, но за какое – убей бог, понять не мог. Спасибо спутницам – коло«сс»ы бросили меня в проходе у тамбура, пнули разок-другой для порядка и ушли. На лице моем застыли благодарность и недоумение, но девушки наши ядреным отборным матом стряхнули невольную задумчивость:
- Ты, Злобин, совсем охренел! Зачем ты им про путягу ляпнул? Академия он, блядь, театральная!
Бывают вопросы, поставленные так, что ответ приходит сразу.
Тогда я хорошо запомнил, что обижать никого не надо.
Иначе – рейтингов не будет.
На наши гран-при-лауреатские спектакли всегда приходят красивые люди. Однажды пришел большой антрепренер, посмотрел, восхищенно обнял, вздохнул про себя: «Не продам, никогда не продам…» и ушел опечаленный. Другой, популярный и пробивной, утирая невольную и ясную слезу, бормотал: «Как хорошо – слишком хорошо». Он ушел еще дальше – сменил род занятий, теперь торгует элитарным антиквариатом.
А в Македонии, где мы трижды были на гастролях (представляете две сотни персонажей Кустурицы полчаса стоя аплодируют русской актрисе, исполнявшей им Бунина и Рахманинова?), так вот, там есть большое Охридское озеро, прозрачное, чистое и глубокое, как наш Байкал. У самого дна его плавает древняя доисторическая рыба пастромка с каменной чешуей. Из этой каменной чешуи варится знаменитый Охридский бисер – жемчуг. Три семьи из всего Охрида имеют династийное наследованное право варить Охридский бисер. Конечно, все прилавки Охридского променада завалены поддельным бисером, но настоящий там не встретишь, а если встретишь – сразу поймешь разницу – как бы это ни бесило большинство торговцев.
PS. А тебе лично, Ирина Адольфовна, я скажу: гений ты, вот ты кто! И песни твои - лечат сердце:) Так что - пой, Птичка, пой!!!