Шарик улетел

А мимо нас идут и машут огромной лапой нам привет
те, для кого мы только кашель ночных докучных сигарет,
те, для кого мы только фантик, не блестки даже, а плевки -
на растрезвоненном асфальте сверкают ими каблуки.

Первомай. Поехали на «Новокузнецкую» отдать светику Джиме деньги за «Штосс», который играли в Ирины именины:
- Только тысяча, прости, Джима, мы ничего не собрали.
- Тогда я не возьму.
- Возьми, ты на гарантии, и работа не должна зависеть от сборов.
А почему не собрали? На столе в фойе стояли две корзинки: в одной горка конфет «Ирис кис-кис» и записка: «Ириски от Иришки – угощайтесь», а рядом пустая корзинка побольше с запиской «Фантики на бантики (кому сколько не жалко)». После спектакля в корзинке обнаружили стольник и три десятирублевые монетки.
Вход на представление был свободный.
До спектакля зрители, видимо, еще не были благодарно настроены, а после в фойе выключился свет, и никто наших корзинок не увидел.
Зато было много цветов.
Вернувшись домой, поставили их на балконе, утром над белыми розами и персидской сиренью гудел шмель.
Дело не в деньгах. Нам важно знать, что кому-то наши спектакли нужны.
А нам – нужны?
Да.
В каждом из них есть то, ради чего.
Например, в спектакле «Посвящается Я…» по Бродскому меня неотступно тревожит строка: «Такой-то и такой-то, сорок лет» – убит Некто в белом плаще, чья жизнь и смерть ни для кого не имели значения.
Меня это волнует, как волновало Бежара, что его жизнь – «Мгновение в жизни другого» – так он назвал свою книгу.
Хотя бы мгновение.
Французский балетмейстер начал кнгигу так: «Я хореограф, потому что ничего другого не умею…»
Я – режиссер, Ирина Евдокимова – актриса. Мы играем спектакли в маленьких залах, где зачастую остаются свободные места. Но потом обязательно за кулисы приходят люди, взволнованные и благодарные. Так мы обретаем друзей, других – в чьих жизнях по мгновениям сохраняется наша.
В другом спектакле – «Штос» – будоражат слова: «…ему представилось всё его прошедшее, он вспомнил, как часто он бывал обманут… как часто он делал зло именно тем, которых любил, какая дикая радость разливалась по его сердцу, когда видел слезы, вызванные им из глаз, ныне закрытых навеки, и он с ужасом понял, что он недостоин! недостоин любви безотчетной и истинной, недостоин… и ему стало так больно, так тяжело». Эти строки написал 26-летний поручик в шутливой незаконченной повести – последней – за три месяца до дуэли.
Михаил Юрьевич, Ваши строки прозвучали, и короткая жизнь Ваша умножилась еще на 69 мгновений – хорошо же, правда?
Первомай. Бредем по Пятницкой через Москворецкий мост. Красная площадь огорожена и пуста, на лобном месте татлиновской спиралью плакат «Победа» (многозначительно) – идут приготовления к параду. Топаем к Тверской в обход – огромным коридором ГУМа – торгового эпицентра страны. Километровая инсталляция: искусственные деревья с бумажными цветами над замершим дефиле юбилейного фестиваля «Золотая маска» – сотни плоских картонных силуэтов ведущих театральных деятелей – их фотографическое присутствие гармонично окружено витринами с манекенами, ювелиркой и прочим гумным ассортиментом.
Нас здесь нет.
И слава Богу.
Но как было бы хорошо, чтобы на редких представлениях маленький зал в Ботаническом саду МГУ всегда был полон.
А полон он не всегда.
Где же наш зритель?
Или все ушли в ГУМ?
Я бы на лица дефилянтов-золотомасочников надел маски – было бы концептуальней и точней.
В Столешниковом у памятника Долгорукову теннисные столы – можно бесплатно(!) играть в пинг-понг. Мы с Ириной полтора часа резались. Огромный черный лабрадор купался в фонтане, рядом шумела ямарка. Мододой человек, ожидавший барышню, попросил партию в теннис.
- А вы кто по профессии?
- Режиссер, а вы?
- Инвестор.
- Что инвестируете?
- Строительство.
- Здорово, а постройте нам театр!
- Сейчас не до того, надо в Крым вкладываться.
Играли мы не на счет, но Ира сказала, что я был в явном преимуществе.
Пришла опоздавшая девушка, мы с инвестором пожали друг другу руки.
Потом с друзьями ужинали в «Корчме»:
- Вот хлопчики, еще горилка! – хлопотала хозяйка, угощая, подливая – гостеприимная. Рыжему Роме, сыну наших друзей подарили воздушный шарик.
На Страстном бульваре шарик улетел. Рыжий Рома заплакал. Мимо шли мама с дочкой, стали утешать мальчика, потом сказали:
- А помните песенку… про улетевший шарик?
- Это Окуджава, - я спел им, - девочка плачет – шарик улетел, девушка плачет – жениха все нет, женщина плачет – муж ушел к другой, плачет старуха – мало пожила; а шарик вернулся, а он голубой.
- Спасибо большое, так трогательно, прямо на улице спели нам песню.
- Приходите к нам в театр, споем еще.
- А где, когда, куда?..
Я рассказал, обменялись телефонами, разошлись радостные: они – став мгновением нашей жизни, мы – обронив мгновение им.
Господи, почему же так грустно?!