Меццо

Час до Питера, поезд «Аврора». Палящее высокое солнце по мере приближения идет в наклон, прячется где-то впереди за кроны лесов-перелесков. Ира надевает мне уши плейера, ставит диск – Вивальди, меццо Чечилии Бартоли. И какой-то внутренней тихой грустью вместе с этим закатом освещаются дома вдоль дороги, лысые дымящиеся – трава горит – поля, затопленные кюветы и озера в разливе, снег в темных местах под стволами, небольшая вырубленная березовая рощица – березки в окружении пней, названия станций: «Любань», «Тосно», «Саблино» – здесь лежит Коля Рудик, Коля мой Коля. Колпино – придорожное кладбище – там Володька Митрофанов. И въезжаем в этот город дурной, щемящий сгусток неразвязанных и брошенных узлов, нерешенных жизней. Как любил его отец, как не любил в последнее время я. Другие лица, совсем другие. Я с увлечением смотрю на проходящих барышень. О сколько нетерпимости в моей большой горячей и больной влюбленности.
А Родины уже не вернуть.
И я согласился с Бродским, который отказался возвращаться: «Я не переживу дороги от Комарова до Финского вокзала…» И я, кажется, не переживу.