Кшиштов Кесьлёвский

Кшиштоф Кесьлёвский. Есть режиссеры, которых любишь, кем восхищаешься, кого ценишь, уважаешь. А есть – свои. Я не могу расколдовать, чем трогает меня каждый его кадр, музыка его фильмов, я влюблен во всех его героинь и героев. Заодно я люблю в его фильмах снег и лето, вечер, перроны вокзалов, простоту и глубину его изложения. И сегодня, посмотрев «Двойную жизнь Вероники», я докопался до ключа. Когда-то однажды попав впервые (какое неточное слово. С точки зрения фразы – я и был-то там один раз, с точки контекста как раз не впервые) одним словом, когда я вышел из поезда на перрон в Кракове я сразу влип в дежавю, не отпускавшее меня трое суток. Я писал об этом в «Снах о Польше». Я понял что был здесь, я узнавал за шаг, за два, за минуту. И тут мне показывают кино, в котором героиня видит сама себя, абсолютного двойника, в автобусе интуристов на площади (о сколько раз я приходил туда во сне) у Марьяцкого костела. Это не комедия, не кино положений, не история двойников. Через этот ход, этот приём Кеслевский выражает очень важную и тонкую для меня жизнь. Героиня в Кракове умирает на сцене в пик исполнения арии – она певица.
До этого момента героиня в Париже чувствует что она не одна – не одна: а когда полячка умирает, героиня во Франции влюбляется, она говорит об этом отцу:
- Папа я влюблена, я люблю!
- В кого, я знаю его?
- Я сама его еще не знаю.
Удивительный механизм (дурное слово – рефлекс, устройство, особенность, признак, свойство – наверное лучшее слово свойство) души – умножаться любовью при потере близкого человека. А Кесьлёвский пошёл дальше, добавив: «Даже если ты не знаком с ним».