181/114

Днем пошел к соседке за тонометром, знаю, у них есть – там глубоко пожилая соседкина мама, и часто, когда я стою в ожидании лифта, слышно, как они ругаются – визгливо так.

Соседка вынесла тонометр-напульсник и предложила присесть. В гостиной на полную громкость работает телевизор – новостной канал – теперь других, наверное, нет. Я нажал кнопочку тонометра, сжало запястье, подумалось о наручниках, выпрыгнувшие на дисплее цифры совсем не порадовали, я растерянно посмотрел на соседку.

- Попробуй еще раз.

Снова нажал кнопочку. По телевизору злой дяденька плохо говорил про них – звучало слово «фашисты» в разных грамматических формах и сочетаниях; и плохо говорил про нас, хотя вроде бы и неплохими словами. Общий смысл – мы молодцы, а они – совсем нет, и поэтому скоро получат свое. В его словах не было правды, потому что он очень старался быть убедительным – правда так не звучит, в отличие от лжи, которая всегда старается звучать правдоподобно.

Мне разжало запястье, и цифры на дисплее выпрыгнули еще хуже – выше.

Я поблагодарил соседку и озадаченный пошел к себе. К жене пришла ученица, попросив ее подождать, жена побежала в аптеку – друг врач сказал название лекарства, спокойным тоном и ободряюще.

Жена принесла лекарство и тонометр – чтобы впредь не ходить к соседке. Я сунул под язык таблетку и лег на диван, тут же на меня взгромоздилась кошка Маська и заурчала – ровно, спокойно, умиротворяюще. За стенкой ученица читала стих-прозу-басню, как когда-то я, готовясь в театральный институт.

А потом я уснул и то ли вспомнился, то ли привиделся давний спектакль по пьесе Артура Миллера, где после смерти отца собрались его дети решать вопрос с оставшейся мебелью. Они жестоко ссорились, потому что вскрылись давние семейные разногласия, а между ними безмолвно ходил старый еврей-оценщик Соломон и описывал антикварное барахло. А в финале, когда дети уже перегрызлись вконец, он вдруг заговорил:

- У меня была дочь, мир её праху, она кончила самоубийством. Почти пятьдесят лет назад. И каждую ночь, как только я засыпаю, она уже сидит рядом. Я вижу ее так же ясно, как вижу вас. Но если бы произошло чудо, и она бы вернулась к жизни, что бы я ей сказал?

Эту роль играл гениальный Владислав Стржельчик, после этих слов он выходил на авансцену и произносил реплику, которой нет в пьесе:

- ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ ЛЮДИ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ!

Пьеса называлась «Цена».