Душегубка
заметка из Мещанского суда

Нацисты полагали, что это они придумали - вывести в закрытый кузов грузовика выхлопную трубу - и долго испытывали в начальных стадиях окончательного решения. Ан нет - наш аттракцион. В таких везли приговоренных на Бутовский полигон или еще куда, но не окончательно, на манер айзанц-команд, а к двум работягам-стахановцам: пятьсот патронов под отчет (пуля/затылок), пара наганов и ведро с водой студить стволы. Пока доедут пассажиры, глядишь, уже надышались - квелые, не побегут, сопротивления не окажут.
Тянется мутной отравой бесконечно долгая и нудная речь обвинения по делу Седьмой студии - еле слышно, сплошь цифры счетов и актов, номера договоров-воров-оров-рвов, по кругу повторяющиеся формулировки - Каа прессует бандерлогов - два часа невнятной сбивчивой белиберды, в которой только и слышишь: "Преступный заговор, преступная группировка, хищение", короткий перерыв и еще три часа выхлопов внутрь кузова. Само действо происходит на третьем этаже, а на девятом сотня прорвавшихся через кордон в масках-на-ртах и перчатках-не-тронь пялятся в полиэкран - трансляция.
Все надышались этой отравы, все уже никакие.
И более долгий перерыв не прибавляет сил, не дает отдыха, просто ждешь, уже оглушенный - что они там решили?
Однако парадоксальность приговора пробуждает:
Безусловное признание вины, но
учитывая выдающиеся заслуги подсудимых перед отечественной культурой -
всем условно, все свободны.
Конечно, с деталями-нюансами (регулярно отмечаться в участке, уведомлять о перемещениях, отдать все имущество - имущество нужно имущим), но тем не менее.
Докатила душегубка до конечной, и выпустили всех в чисто поле - нет стахановца с наганом - гуляй.
Позор и милость.
Чей позор?
Понятно - наш.
Чья милость?

Законы наши обвинят любого - это не регулирующие определения жизни, а заранее сотканное обвинение по любому поводу - это паучина (старое русское слово). Вот я стою перед директором небольшого московского театра в последние дни апреля, а на конец мая назначен прогон спектакля, и нужно срочно запустить изготовление декораций:
- Срочно, понимаете! Потому что через два дня майские праздники, и мы ничего не закупим и не запустим цеха!
- А что я могу сделать, - пыхтит директор, - деньги еще не пришли.
- А что вы будете делать, когда прогон перенесется на осень?
- Ну я напишу в отчете, что это из-за задержки финансирования.
- А что я буду делать, когда осенью приглашенные артисты из пяти театров разбредутся сниматься в сериалах? Они сообща дали нам май, освободили время.
- Ну, я не знаю, - горемыка-директор разводит руками.
Нет, он знает - выкручиваться все равно буду я, а ему главное отчитаться. И я выкручиваюсь, выкручиваюсь так, что у него багровеет лицо и лоб покрывается испариной:
- Алло, Борис?
Борис - это наш художник-постановщик из Петербурга, он безвозмездно делает этот спектакль, а у себя в театре он еще и директор:
- Да, Лёша?
- Мы не можем запустить декорации - деньги не пришли.
- Сколько нужно?
- Сто сорок тысяч.
- Иду в банкомат - через полчаса снимай.
И через полчаса машина декораторов выруливает от театра на оптовый рынок - за материалами.
А в кресле сидит багровый пожилой мужчина, у него дрожат руки:
- Как я теперь отчитаюсь перед Министерством, и как мы вернем деньги Борису?
- Но деньги же рано или поздно придут, а за все купленные материалы декораторы принесут чеки.
- На чеках будет сегодняшнее число - как, позвольте узнать, я, получив деньги в конце мая, отчитаюсь за них апрельскими чеками? Это авантюра! Вся ваша постановка - авантюра, на которую я, старый дурак, пошел только потому, что в конце года оставались министерские деньги и нам, чтобы не потерять финансирование, нужно было срочно заявить какую-то постановку!
- Ну мы же ее заявили, и спектакль будет поставлен, хороший спектакль! Послушайте, давайте сделаем так: когда придут министерские деньги, мы переведем их моему знакомому ИП за якобы выполненные им работы по изготовлению декораций, он их обналичит, и мы вернем их Борису?
- Вы понимаете, что это незаконно?
- В формальном смысле, наверное, да, но по факту - мы же не врем - деньги ушли на изготовление декораций, спектакль выпущен в срок.
Вот так существующие правила и бюрократическая рутина вынуждают нас становиться преступниками. Вынуждают, потому что напрочь не учитывают естественной ситуации, живых процессов и связей большого организма, такого, например, как создание спектакля. И получается парадокс: мы все делаем хорошо, выполняем все обязательства, выдерживаем сроки, выпускаем хорошие спектакли; и при этом мы - воры - злостные нарушители закона, организаторы преступных группировок и механизмов обмана государства.
А государство - давно в деменции и маразме, и если его не обманывать, обходя идиотские правила - оно сдохнет.
Тянется невнятная спотыкающаяся обвинительная речь - цифры-цифры, угрозы-угрозы, заговаривающиеся и лепечущие повторы формулировок - это деменция, бред, навязчивый кошмар.
Дорога смерти в загазованном кузове грузовика. За рулем - кирной шоферишка, возомнивший себя паханом. Захочет, выгрузит всех у расстрельного полигона, захочет - помилует - откроет кузов и пойдет отлить в ближайшие кусты - бегите.

Не люблю это слово - проекция, но считать всех ворьем - воровская психология; и рассчитывать на милость, сознавая безусловную вину - тоже.
Гуляй, Варавва...
Только пожалеют ли тебя, когда дойдет до дела?
Или прокатят в душегубке от Москвы до самых до окраин. Безлюдных, как в дни торжеств и бед народных - по твоему вкусу.