Мой герой
Я боюсь этого пренебрежения близостью кормушки к окну, за которым мы разложили завтрак на подоконнике, он даже на Кабачка не обращает внимания, когда тот в гневе лупит лапой по стеклу – Бруно пофиг.
Боюсь этих машущих крыльев, самих взмахов и того беззащитного подкрыльного, почти интимного – Бруно пофиг, что я это вижу.
Боюсь его жадного клюва, торчащего из глазастой головки, просунутой в бутылку – он не боится, что может застрять, что кормушка может оказаться ловушкой – его бесстрашие меня пугает.
Боюсь того, что если уж он подлетел, то жди его еще и еще – он не может наесться, жадно заглатывая черным клювом черные семечки подсолнечника - эта ненасытность меня пугает.
Весной на окно поставили москитную сетку, и Бруно стало еще удобнее – одна лапа на срезе кормушки, другая крепко вцепилась в сетку – на сетке образовались дыры и я ее убрал.
Когда-то увиденные «Птицы» Хичкока меня нисколько не взволновали. Ежедневная встреча с Бруно подсказывает, что Хичкок ничего не прибавил к сути – мы их просто немножко боимся, независимо от того, нападают они на нас или нет. Близко порхнувшая птица, взмах крыла касается волос – мы вздрагиваем. Хотя вот они толпой слетаются на бабушкины крошки у паперти Андреевского храма - ничего особенного, глупая доверчивая толпа и рядом обезглавленная вороной тушка - голуби доверчивы и простодушны.
Но Бруно – особый.
Его не отличишь по внешним признакам – белому пятну, шоколадному окрасу крыльев, драному хвосту или беспалой лапе – Бруно внешне такой, как все.
Но когда я повесил дорогую стильную кормушку из оргстекла, чтобы беспрепятственно наблюдать синичек и воробьев, тут же появился Бруно.
Как я понял, что это он? Никто из других голубей на ограде балкона не догадался, как есть из этой кормушки – Бруно показал им пример.
Тогда я сделал другую кормушку из бутылки с очень маленьким окошком и повесил ее на длинной веревке, чтобы раскачивалась и голубь не мог бы на ней повиснуть. Бруно смотрел на нее минут пятнадцать, просто смотрел. Потом взмах крыла, одна лапа цепляется за щель меж кирпичами, другая за веревку, а голова уже в кормушке – и все последовали примеру Бруно.
Трижды я пытался смастерить что-то, что не освоил бы Бруно.
В итоге повесил кормушку на другой стороне дома – за окном на кухне.
Вот там мы и встречаемся ежедневно за завтраком.
Сегодня я подумал: он же никогда не изобретет чего-то вредного и гибельного, он всегда будет находить способ к выживанию и показывать остальным – как. Он пассионарий голубиной вселенной, он преодолевает закономерно невозможное и находит свои пути.
Я назвал его Бруно, в честь Джордано, чья обугленная железная маска осталась висеть, зацепившись за крюк в столбе костра.
И чья душа черным голубем воспарила в клубах серого дыма – дыма людского страха и невежества под хищным вороньим небом.