И меня

Утром что-то грохнуло во дворе – это трое ребятишек разбили арбуз и, дико визжа, топтали его. Раздавленный на жаре, он так и не порадовал никого, зачем-то рос на далекой бахче, чтобы в сердце северного города, в культурной столице, быть вот так вот раздолбанным. Я спустился с метелкой и совком, собрал в мешок розовую сладкую кашу, зеленые черепки. Через час пришел с ведром воды пополнить лужу, из которой пьют вороны, голуби, воробьи.

Возле лужи – голубок на асфальте, наверное, ворона потрудилась, но какая-то уж больно озверелая: головка голубка размозжена, из клюва с водой вытекла кашица пшена – я недавно их кормил; выворочены кишки и вырвано сердце: в красивейше-алой большой капле маленький, ещё пульсирующий комочек. Жертва была напрасной: главный предмет охоты спугнутая мной ворона не успела сожрать.

Он совсем недавний, этот птенец-подросток, возможно, даже тот, которого высидели Жабо и Сиська. Вчера Ира поднялась к чердаку расставить принесенные от умершей тетушки цветы в горшках и увидела укрытое на лестничной клетке за пнем новое гнездо – хорошее лето у этой пары, плодотворное.

Я взял за лапку разодранную птицу и понес к помойке, комочек сердца прощально содрогнулся и замер.

Как сложно, причудливо сотворил Бог этого голубка.

И меня.

А вчера в хозмаге вспотевшая полная дама, она купила в отделе инструментов косу, сказала:

- Я прежде работала в военно-медицинском госпитале напротив Витебского вокзала, его теперь расформировали, осталось только отделение реабилитации для инвалидов СВО – безруких и безногих.

Дама с косой, интересно, что она подразумевает под реабилитацией?

Сколько же напрасных жертв.