Denominatio
к слову

Ничто ничему не соответствует:
Боярин – на самом деле вор.
Поп – на самом деле политик или деляга.
Врач возглавляет клинику по-знакомству, а начинал с покупки диплома.
Президент – в детстве обидели, и вот на всей стране вымещает свою обиду.
Это наше, это русское, это мы – никто не стоит за свое имя, все отреченцы, маскарадники, ряженые.
У англичан наоборот. Их основная тема – страх абсурда: не приведи Бог, слова перестанут соответствовать сами себе. Войны тупоголовых и остроголовых у Свифта – ирония над этой принципиальностью.
Мы тоже когда-то это знали – за святоотеческие традиции, за двоеперстие – шли в горящие скиты на огненную баню.
В Англии и в европейской традиции катастрофа, если врач не врач, полисмен не полисмен – они про это начинают фильмы снимать и книги писать – это «нонсенс», исключение.
У нас же исключительны соответствия.
Как я удивлен, встретив в больнице настоящего врача, а то и двух; городового (прямое значение слова «полисмен»), который специальный городской работник, следит за порядком и знает город:
- Простите, как пройти к Третьяковской галерее?
- Дойдете до перекрестка, повернете налево… а, впрочем, давайте я вас провожу.
У нас это нонсенс.
Наши первые святые – братья, убитые братьями, прославленные Борис и Глеб.
До них были, хотя и прославлены позже, скандинавы (варяги) Федор и Иоан – отец, отказался отдать сына в жертву идолам, назвал Перуна деревяшкой. Их убили.
Истинные истоки нашей истории.
Это Владимир приказал принести жертвы Перунам, которых через 27 лет сам же выпорол и пустил плыть по Днепру, и начались новые жертвы – язычники, отказавшиеся от крещения.
Признав святыми страстотерпцев, убитых братьями и иноземцев, отказавшихся от безумия человеческих жертв, мы, тем не менее, лелеем эти страсти.
История ни одной страны не знала такого повального предательства братьев братьями, как у нас от Гражданской войны до 53 года, и такого объема человеческих жертв, принесенных государственным идолам из своих же граждан в немыслимых масштабах.
Отречение от бесов, сатаны и всех дел его, принятых при крещении – не проканало.
Мы скорее отреклись своих имен, начиная с огульных партийных псевдонимов через полчища аббревиатур и братских безымянных могил, через замятье Катынских лесов, Левашовских пустошей и Бутовских полигонов – мы пришли к деноминации (в прямом, не денежном смысле).
Нация деноминации.
И пусть глупый английский полисмен или учитель, или врач будут честолюбиво тужиться изо всех сил соответствовать своему званию, нам-то что?
У нас поедет по безлюдным улицам пустой столицы нарушивший все законы, права и номинации президент, и орды безымянных бесов быстренько наклепают фальшивых ярлыков на оборотней, укравших лучшие слова из всех словарей.
Язык этого, конечно не примет – в нем не заложено функции самоисстребления.
Он попросту перестанет быть различим, слышим – мы оглохнем к нему.
И нам останутся только унылые капища и страх неведомого – самих себя.