Небесная мышь, морская оса и земляная бабочка

- Ясу, ясу! – окликают друг друга приветливые жители острова Кифера. Здесь когда-то родилась Афродита, она же Киприда, она же Венера, здесь по сей день, то мирен, то ворчлив Посейдон, он же Нептун, выходит кровавым серпом из темных вод на охоту Артемида, она же Диана,
и под стройный хор зузук-цикад несет рассвет розовощекий златокудрый Апполон по прозвищу Феб.
В глубине острова есть храм Космоса – с белым крестом на полукруглой черепичной крыше…
Гений мой, Ирина Адольфовна, кормит приходящих котов, все поименованы по различным выдающимся признакам: Майечка – за балеринские танцующие лапки, Сэр-Брат – ласковый близнец Майечки, Футболист, он же Шариков – за башковитость и походку, Рыжий, Белолапка и Ошейник – не трудно догадаться, за что… и других, коих здесь немало – касса местного минимаркета пухнет от продаж котокорма.
Ирина Адольфовна подсчитывает набегающие вечерние волны, а я наспех записываю подслушанный ею ночной разговор трех местных персонажей – Мышки, Бабочки и Осы:
- Я вишу на верхнем листе пальмы, а ко мне подбирается неминучая мяукающая смерть! Она гнала меня от хозяйского курятника через двор, я вскарабкалась на ствол, шоркнула в крону и зацепилась за край листа. Хвостик дрожит, отсчитывая последние мгновения жизни, я уже пищу «Прощай!» И вдруг в небе является Он – Мышиный бог! Он протягивает руку, я прыгаю ему на ладонь и переношусь за каменную ограду двора. Мяукающая смерть ринулась было за мной, но Мышиный бог схватил ее в охапку, утащил на крыльцо своего дворца и всыпал по первое число сухого корма! Пока, заколдованная Им, Мяукающая смерть грызла этот горох из глиняной миски от йогурта, я нашла укромную норку и спаслась – слава Мышиному богу!
- Это еще что, - вступает оса, - а я вот, изнывая от жары, лечу к берегу освежиться, и меня ударяет волной! Плюхнувшись на порфирный песок, хочу взлететь, но намокшие крылья отяжелели, а тут еще волна, и еще! И тащит меня по песку в море – верная смерть! «Прощайте, сестры-осы» - шепчу я, но слышится только бессильное «буль-буль», в глазах помутилось и… и вдруг из воды выходит Он – Осиный бог! «Сейчас он раздавит меня!» - огромная ступня нависает надо мной! Но Осиный бог склонившись, берет плоский камень – ладонь протягивать не стал, что бы я из боязливого соблазна по глупости не ужалила Его – и, посадив на камень, переносит в тень кипариса. Слава Осиному богу!
Порхнула крыльями Бабочка:
- Все случилось мгновенно – ночная ящерица уже бросилась на меня, я слишком поздно ее увидела, и не успела взлететь – я же дневная, и в темноте почти не ориентируюсь, и тут – огромная тень по земле! Ну, думаю, это смерть! Но ящерица тоже что-то подумала, и метнулась от тени под камень. И тогда я увидела его руку – Бабочкин бог! Сажусь ему на палец, и мы идем гулять под луной. Слева шумит море, справа шелестят деревья. Без единого взмаха я лечу под звездным небом. Потом Бабочкин бог несет меня в свой дворец, там спит Бабочкина богиня, он шепчет: «Смотри, какая у нас гостья!» Бабочкина богиня улыбается, а он сажает меня на цветущий куст у своего дворца, где я безопасно сплю до рассвета. Слава Бабочкиному богу!
- Девочки, - пискнула Мышка, - как славно, что мы в Греции – столько богов!
- Да, у каждой свой, - вспорхнула Бабочка.
- Да, - прозудела Оса.
Хорошо, что они не стали подробно описывать друг другу своего спасителя, - коротко стриженного, в плавках, с крестиком на черной нитке, - иначе возникла бы религиозная рознь – чей же он: бабочкин, мышкин, осиный?
Довольно того, что каждой он явился из невозможности, немыслимо: Мышке – из воздуха, Осе – из воды, Бабочке – из земли.
Ирина спит или плещется в нежном Эгейском море и слушает, как киферийская ночь и киферийский день поют свою песню:
- Посмотри, сколько звезд – мириады, их хватит на всех, - поет Ночь.
- Солнце одно, но все ему рады, и на всех хватает его тепла, - поет День.
И под эту песню, незримо прикрывшись вечностью, течет Время.