Миротворец
о музыке в кино

Вопрос всегда стоит о мире: какой это мир, чей это мир… кино – это КТО.
Мир в кино выражается планами: первый, второй, третий, крупный, общий, средний.
Вот на первом плане реплика героя или второстепенного персонажа, или портрет, или деталь, или пауза; а на втором или на общем – музыка, мелодический акцент. Потом на первый план выходит музыка, когда ни реплика, ни портрет, ни жест не говорят. Музыка не живет отдельно, она – в этом мире. Может быть, она бравурная, мажорная – почему же такая грусть? Потому что и мы с грустью вспоминаем веселые яркие минуты жизни – нам не вернуть тот мир, оттого и грустно. Или откровенная лиричность, удваивающая и без того лирическую сцену, делает эпизод комичным, и мы смеемся, узнавая себя в тех нелепых минутах, когда ошибались в чувствах, или нам казалось что эти чувства только наши, что у других так не бывает.
Как сложно, как неожиданно может работать музыка – единственный способ сразу захватывать или отторгать душу, эмоцию, настроение.
Вот ты слушаешь хорошего композитора: вещь за вещью, тему за темой – он прекрасен, возвышен или силен. А потом та же тема заливает кадр, и вдруг мир разрушен. Слушай, а тебе не приходило в голову, когда ты восхищался этой музыкой, что в ней не было ни улыбки, ни задора, ни, подчас, банальности?
Ведь если музыка полностью выражает фильм, затопляет первый, второй, крупный, общий – все планы – то нет мира, не получается кино.
«Прекрасный композитор и, наверное, прекрасный фильм» – говорит кто-то, кто не видел фильма, а прослушал диск с саундтреком.
Но в фильме все было иначе, и музыка жила в нем по другим законам, и никто не скажет: «Какой композитор!», скажут: «Какой фильм, какой мир – я хочу туда!»
Кто же может услышать правильное соотношение? Кто определит сменяемость планов и крупностей всех исполнителей: детали, жеста, реплики, музыки?
Что это за странная профессия – дать сыграть всему в фильме, чтобы был, чтобы получился мир?
Он строил мир на уровне странной смеси реплик и описаний, называя это сценарием.
Он подбирал камушки в мозаику из актерских лиц, мест действия, способа съемки.
Он складывал это в монтаже, давая миру звучать.
Он знает, чего не хватает, и где в невозможности иного выражения должна прозвучать музыка.
Он – режиссер.
И ему предстоит еще самое главное – свести общую партитуру звучания в перезаписи. Развести по планам, крупностям и кадрам звуковой мир картины – все шумы, реплики и музыку.
Чтобы потом сложить это с хроникальной плотью изображения.
И возникнет чудо – мир!
Или не возникнет…
Но это может только он.
Если он этот мир сохранил, держит,
если он сам одержим этим миром.
А не он – это уже никто.
Просто – не будет мира.