Альбинони и розовый кот

Слушаю сборник адажио в исполнении оркестра Караяна. Огромноухий розовый кот Энци лежит на стуле и вздрагивает, когда скрипки приближаются к мышкам или птичкам – попискивают… Но когда заиграли Альбинони, он весь собрался, сосредоточился и выдал с восьмого такта до финала урчание трели во вторую долю, синхронно с органом – так он слушал, добавив еще один инструмент к Берлинскому симфоническому оркестру.
Рефлексы – скажет кто-то. Конечно, рефлексы.
Как и поставить с утра этот диск с адажио потому, ведь очень просто, что в серо-белом октябрьском небе, обрамленном еще зелеными красками и желтыми верхушками крон, там за окном в нашем новом жилье, идет снег. Снег – всегда, как здорово подметил Ваня Вырыпаев, одной ремаркой определивший тональность пьесы «Валентинов день». «Валит снег прошлого века».
Мой альбинониевский снег, что шел, заметая двор на Фурштадской, в который я глядел сквозь кухонное окно однокурсницы Ахмы, она-то и поставила это адажио, венецианское. Бродского уже не было, вернее он навсегда поселился в Венеции, но еще не кончился тот век с его снегом и грустью.
Кот поводит ушами и ритмично урчит триоли, а небо плачет белыми пушистыми слезами: другой дом, другая жизнь, все другое. Но тот же снег и та же музыка.