Здравствуй, блог

20.7.13
Сегодня день рождения Германа.
Ему исполнилось бы 75 – юбилей.
Если бы 21 февраля он не умер.
Я был в Одессе на съемках, рано утром мне позвонил брат.
Тогда я подумал: как же так, ведь два года назад я написал черновик книжки о нем. Книжка полемическая, с тенью упрека и отголоском обид. Первая глава так и называлась «Глава первая – обида». А вот Герман умер, я перечитал все написанное – никуда не годится. Предполагалось, что если книжка будет опубликована, Герман сможет ответить. По крайней мере, я буду знать, что все вопросы в книжке – услышаны адресатом. А он умер.
К сороковому дню я выбрал небольшой фрагмент, его опубликовал журнал «Петербургская среда».
Хорошо, подумал я, соберу еще фрагмент, побольше.
Так написалась первая часть книжки «Герман, человек божий. Дневник ассистента на площадке».
Это напечатали в журнале «Искусство кино». И много хороших людей сказали мне хорошие слова.
День рождения Германа, суббота, 20 июля 2013 г.
А неделю назад был день рождения Петра Фоменко.
О нем я тоже пишу книжку.
Но пишу уже после того, как его не стало.
И пишется совсем по-другому, чем когда я спорил с Германом и ждал от него ответа.
Странно писать, если знаешь, что главный читатель этого не прочтет.
Однако, пишу.
Наверное, мне это зачем-то нужно.
Но я не об этом.
Хорошо, что они оба, такие разные и значительные для меня, родились в июле, по соседству друг с другом.
Фоменко родился 13 июля.
Я собрал небольшой текст и отправил в газету «МК».
Там прочитали и сказали, что непременно опубликуют это, но в более подходящий день – 9 августа, годовщину смерти.
А я не хотел «в годовщину смерти», потому что весь текст – про день рождения. Про то, как Петр Наумович и моя жена Ирина спасли меня от смертельной осы.
И тогда я послал этот текст в газету «НГ».
И они тоже посчитали, что более важная дата впереди.
И еще сказали: «Все так живо и талантливо, но вас, Алексей, в тексте больше, чем Фоменко». И добавили радушно: «Дай вам Бог здоровья, конечно!»
Я почему-то расстроился, особенно от этого пожелания здоровья. Был вечер накануне дня рождения Фомы.
У нас на диване сидят куклы-мягкие-игрушки: две курицы, петух и корова. Корову зовут Парадайка, старшую курицу с цыпленком – Клава; младшую, тайную пассию петуха – Пструся; а петуха, ясное дело – Петя. Петя самый маленький, но вид у него решительный и нрав задористый. Мы с Ирой знаем, что этот Петя – Фома.
И вот, услышав вечером 12 июля «дай вам Бог здоровья», я, немного грустный, вошел в комнату и увидел отвернувшуюся к стене Клаву и почти спрыгнувшего с дивана хмурого Петю.
А потом у меня  что-то сильно заболело в груди, я подумал «пройдет», но не прошло.
Полночь – 13 июля, с днем рождения, Петр Наумович.
Ко мне по этому случаю приехала «скорая» и повезла в кардиологическую реанимацию.
По дороге мне показалось, что я совсем не хочу в реанимацию, и боль утихла, все прошло.
Еще я думал, и даже вслух говорил Ирине перед тем как ехать:
- Боже мой, ну какой же ерундой я занимаюсь! Почему все такое не настоящее! Каждый час открываю ссылку на публикацию в «Искусстве кино» и смотрю, сколько там еще читателей потекло от восторга, переживаю, что газета «НГ» так иронична в мой адрес, а жизнь проходит за этой ерундой, и ни фига не происходит всерьез. И мыслей давно в голове никаких, кроме: «Ах, что-то нет работы. А на что дальше жить?»
Этот отрезвляющий монолог подействовал целительно. Я вылез из «скорой» у приемного покоя ГКБ№11, фельдшер Тимур подкатил инвалидное кресло, и мне стало очень стыдно, как, наверное, Лисе на загривке Волка, когда битый небитого вез.
- Ну, что вы, Тимур, я сам дойду…
- Не положено, садитесь!
И он покатил кресло вверх по наклонному пандусу, а ему в три часа ночи, поди, спать хотелось больше, чем меня таскать.
В кардиореанимации на седьмом этаже переложили на койку и пошли будить дежурного Айболита. Прекрасный пожилой доктор печально посмотрел на меня и стал расспрашивать. А что я ему скажу: Клава отвернулась, Петя решил сбежать, а у Фомы день рождения?
Повторная кардиограмма наотрез отказалась от первых показаний. Давление космонафтское 120/80. Доктор вздохнул:
- Не нахожу причин вас здесь оставлять.
- Да я и сам, признаться, не хочу.
- Но рекомендую недельку пообследоваться.
- Я, пожалуй, до утра здесь побуду – метро закрыто, на такси денег нет.
Айболит сел записывать что-то в листочек, а я увидел номер на койке: 13 7 11 69
69 – назывался наш с Ирой спектакль по Бродскому, который так и не посмотрел Фома
11 – видимо, номер больницы
7 – этаж
13?
13?
13?
Неужели ко дню рождения Петра Наумовича поставили здесь эту койку?
Добрый Тимур отвел меня, симулянта, вниз – в Приемный покой:
- Да ты не расстраивайся: первая кардиограмма показала острую стенокардию, боль утихла после нитроглицерина, мы подумали – инфаркт, так что все нормально – ты не симулянт.
- Да я и не расстраиваюсь особо, просто столько хорошего народа перебудили, взбаломошили.
Еще один разбуженный доктор брал у меня показания и все время икал.
- Вы, доктор, водички попейте.
- Хочу икать, - и он продолжал записывать мое третье признание о неслучившейся катастрофе. – Пьете?
- Регулярно.
- Зачем?
- А кто его знает. Нравится…
- Вы эти актерские примочки бросьте! У меня знаете, сколько таких?
- Каких?
- Я в доме ветеранов сцены еще работаю, так что знаю вас. Покурим?
- Покурим.
- Здесь нельзя, надо на крыльцо.
Вышли на крыльцо, по пандусу спускался к машине Тимур, докладывая в рацию:
- Тринадцатая бригада свободна, готовы принимать вызов.
«Скорая» уехала.
- У вас и сигарет нет, артист?
- Да как-то не догадался взять. Сказали, совсем без вещей…
- Угощайтесь.
- Икота-то прошла?
- Ик-к-ко-та? Да, прошла.
- А сколько в Москве бригад «скорой помощи»?
- Зачем вам?
- Любопытно.
- Ну, пятьсот-семьсот, наверное.
- А за мной тринадцатая приехала, забавно.
- Что забавно?
- 13 января я встретил свою жену Ирину, потом год в поездах – то вагон тринадцатый, то полка, сегодня вот – 13 июля…
- Идите-ка, дружок, спать.
Утром вышел из больницы – интересно, где это я?
Направо Миусское кладбище, налево идет красивый хасид в шляпе, с пейсами и тремя детьми – таких мы с Ирой много видели на гастролях в Тель-Авиве. Хасид идет в сторону чешского визового центра, где мы весной получали визы, чтобы в Праге дать концерт. Места знакомые, пойду-ка по Бутырскому валу, мимо дома друга моего, Романа Борисовича, к метро «Белорусская». Только как я в метро пройду, денег-то нет. На углу три страждущих алконафта:
- Браток, не выручишь мелочью?
- Я бы рад, ребята, но вот сам думаю, как в метро проходить?
- А чего там проходить – прыгнул, и все.
- Прыгать мне, наверное, сейчас не очень.
У Романа Борисовича окна настежь – лето. Но идти к нему пить кофе рановато – полдесятого утра. А как хорошо вот так стоять под окнами друга, невидимо, тайно, как впервые, когда приехал в Москву и еще никого не знал, и меня никто не знал – тихо и прекрасно, все только начинается.
Вахтер в метро посмотрел на дырку в левой вене – от катетера, на дырку в правой – от забора крови, и пропустил меня.
Это было неделю назад, в день рождения Фомы. Ира сказала, что мой симулянтский приступ – привет от Петра Наумовича.
А сегодня день рождения Германа.
А какой неделю назад был день – пятница, суббота?
Так, сегодня 20-е, суббота. Значит, вчера 19-е – пятница, 18-е – четверг… Интересно, а что было в эти дни – 19, 18, 17… Не помню.
Посмотрел в календарь: 13 июля тоже была суббота.
То есть, Фома и Герман родились в один день недели – забавно.
Но вот то, что я не помню, что было вчера-позавчера и пр. – это совсем не забавно.
Вот вчера друг Сережа, все понимающий про сайты и компьютеры, открыл мне блог:
- Тебе нужен блог, потому что никто не знает, когда у вас концерты и спектакли, и вообще, необходимо поддерживать информационный фон, непрерывно общаться с читателями-зрителями-друзьями. А то вас все забудут.
Конечно, забудут, если я сам себя вчера-позавчера не помню.
И еще на телефоне всего 1.75 на счету. Но, почему-то, я третий день звоню всем подряд, а он не отключается, и по-прежнему = 1.75
Чудо, наверное.
Ну вот – здравствуй, блог!
С днем рождения, Алексей Юрьевич Герман!
Может быть, теперь я лучше что-то запомню, если кому-то про это расскажу.