Сшивать бездны
на полях Мераба

А почему, кстати, стихи читают и пишут, и пригодны они большей частью для периода молодости, первых сближений, напряженных и сложных? Поэзия сама по себе, настоящая поэзия, сшивает бездны, это ее основная цель, внутренняя задача – сшивать бездны. Нас разрывает что-то, какое-то противоречие, и разрыв этот сшивается стихотворением, нонсенсом словесности, потому что поэзия словами выражает невыразимое словами. И вот теперь очень трудная задача, очень даже проясняется: почему бывает плохая поэзия и хорошая, сильная и никакая, почему такой вал юношеской графоманской любительщины? Потому что амплитуда между: я с девушкой и я перед Богом, и определяет полюса поэзии. В одном случае «любовь-кровь» все сошьет, и в тенистом саду столь мелкие и ложные преграды улетучатся в должном настроении при общем желании, если, конечно, больше не хочется самих стихов, павлиньих хвостов и журавлиных плясок. В предельном же случае – молитва, мост через подлинную бездну немыслимую, неохватную, иным способом непреодолимую – бездну от одиночества до единства. И здесь поэзия должна быть не просто сильной, но и звучать вечно, непрерывно, неуемно. Конечно, «любовь-кровь» – это даже не бездна, а игра, не выбор, а ассортимент: не сошьется сейчас, так сошьется позже и без этих слов, и не здесь, так в другом месте, с другой, с другим – мотыльковые страсти у керосиновых ламп; но перехватывает горло, когда вдруг «Белеет парус одинокий – как будто в бурях есть покой» или «Свиданий наших каждое мгновенье – как сумасшедший с бритвою в руке» – есть что сшивать. И вот через всю поэзию, ту что вчитываешь, начитываешь, наслушиваешь, не понимаешь, а потом вдруг открываешь – учишься чувствовать, каким-то чувством после шестого, что эти бездны есть, и что их надо сшивать. И в конце концов решаешься, или не решаешься сказать от «Отче наш… избави нас от лукавого» или «Господи – помилуй мя», Господи – мя… безымянного.